Андрей Колесников - Путин. Человек с Ручьем

— Что касается Сечина, его неявки в суд, — пожал плечами господин Путин, — если здесь есть какое-то нарушение закона, то закон должен соответствующим образом отреагировать на это. Но, насколько я себе это представляю, и я, безусловно, интересовался, потому что видел реакцию общественности на этот счет, закон здесь ни в чем не нарушен…

Дальше можно было не продолжать.

От издательства «Потребитель» высказался Михаил Зуб. И неожиданно это выступление, а вопросом его было никак не назвать, стало полноценным каминг-аутом на этой пресс-конференции. Первым каминг-аутом в истории пресс-конференций вообще:

— …Я вас обманул! Я никакой не журналист, я случайный журналист. Я председатель совета директоров Мурманского рыбокомбината!

— Это плохо, — расстроенно сказал Дмитрий Песков, отвечающий за присутствие на пресс-конференции журналистов.

— Плохо, согласен… — расстроенно согласился Михаил Зуб. — Потому что мы три с половиной года землю жуем зубами! Мы рвемся, для того чтобы выжить, и мы знаем, как выжить! Мы знаем, как поймать дальневосточную рыбу; что рыба по 52 рубля с Дальнего Востока будет по 80 рублей продаваться, а не по триста! У нас же 300 рублей рыба стоит! А мы должны продавать рыбу так же, как курицу… Делайте со мной что хотите! Да, я сюда пришел незаконно: сделался журналистом и прочее!..

Чего добился Михаил Зуб? Того, что вскоре журналистка, написавшая на своем плакате одно, а когда на нее обратили внимание, заговорившая о другом, засмеялась: «Да, я обманываю!..» И добавила, что сегодня же все тут обманывают…

Так что, очевидно, и эта особенность теперь будет верным признаком этой пресс-конференции.

Наконец Владимир Путин дал слово и Ксении Собчак. Она довольно верно передала просьбу Алексея Навального из его утреннего фейсбука: если кто-то будет спрашивать про него, то спрашивать надо так…

А до этого Владимир Путин, обратив внимание на ее плакат, спросил:

— Вы против всех здесь присутствующих или вообще против всех?

— Нет, я за россиян и против несменяемости власти. У меня вопрос про конкуренцию.

— Я так и знал… — вздохнул президент.

Может, и правда знал.

— Очень сложно снять любой зал в стране, — рассказала Ксения Собчак, — люди отказываются, даже на коммерческих условиях, сотрудничать…

— Правильно делают! — оживилась соседка из Санкт-Петербурга за моей спиной.

— Сложно поставить любую агитационную продукцию, — продолжала Ксения Собчак. — Все это связано просто со страхом. Люди понимают, что быть оппозиционером в России — это значит, что либо тебя убьют, либо тебя посадят, либо произойдет еще что-либо в этом духе. Мой вопрос в связи с этим: почему так происходит? Неужели власть боится честной конкуренции?

— Смысл этого ответа, — говорил президент, — заключается не в том, что кто-то не созрел для чего-то, а смысл ответа заключается в том, что оппозиция должна выйти с ясной, понятной людям программой позитивных действий. Вот вы идете под лозунгом «Против всех». Это что, позитивная программа действий? А что вы предлагаете для решения тех проблем, которые мы сегодня обсуждаем?

Зря она несколько раз кивнула.

Судя по тому, как сейчас ведет себя Ксения Анатольевна Собчак, впечатление другого мнения нужно все-таки. Может быть, и не самому Владимиру Путину. Его скорее всего это и правда не очень интересует. Но кого-то это интересует. Может быть, как об этом принято думать, и с точки зрения явки на выборы тоже. Но он-то понимает, что за ним вроде как бесспорных политиков и в самом деле не просматривается. Он и сам их никак не может найти, своих конкурентов. Точнее, преемника. И поиском этого преемника он будет заниматься следующие шесть лет, но надо сказать, что мне так же казалось в начале срока, который заканчивается сейчас. Мне казалось, что весь этот срок он будет искать себе преемника — и не исключено, что так оно и было. И он его просто-напросто не нашел. И он так, и так, и еще вот так думал… и все не то.

Я в отличие от многих не считаю, что он вообще хоть сколько-нибудь держится за этот пост. Я уверен на самом деле, что это не так. Но и сдать его просто он не хочет и не может. Потому что это, кроме всего прочего, и его собственную работу за все эти годы перечеркнуло бы. Ну не может он себе этого позволить.

Крик в зале между тем стоял уже просто невообразимый. Ответы президента, было такое впечатление, никого не интересовали уже совершенно. Особенно агрессивно сейчас вели себя региональные телекорреспонденты. Их нельзя было не узнать в гриме: они просидели в нем всю пресс-конференцию и продолжали сидеть.

В нем и потерянно ушли, когда президент внезапно закончил пресс-конференцию. Впрочем, она все равно продолжалась около четырех часов.

Могла бы она продолжаться дольше? Сколько угодно. Восемь часов? Да. Двенадцать? Конечно. Остался бы кто-нибудь доволен, включая Владимира Путина?

Конечно, нет.

Крестный журналистский ход с многочисленными хоругвями теперь уж не спеша потянулся к выходу.

В холле еще долго слышались песнопения комментаторов.

Христос воскресе.

Я, конечно, от начала и до конца являюсь репортером. Парфенов когда-то очень давно назвал жанр, в котором я работаю, «колесниковщиной». Ну, это вроде особый такой жанр, который совмещает в себе все элементы журналистики (репортаж, очерк, колумнистику и черт его знает что еще). Но все равно это прежде всего репортаж.

Я этим занялся-то давно очень, еще на факультете журналистики. И, наверное, я думаю, случилось это, когда мы делали первую нашу в жизни газету, еще на первом курсе. Мы нашей 9-й группой выпускали газету «Журналист», и она была посвящена сотрудникам газеты «За рулем»… Нет, так назывался журнал, а газета была про то же и называлась как-то очень похоже, но получше. Мы, студенты первого курса, на примере работы этой газеты, на примере тех журналистов, что там писали, отрабатывали разные жанры в журналистике. И это была реальная газета, которую мы сделали в итоге.

Мне достался, я помню, один из сотрудников — его все называли «король репортажа». И я про него написал, собственно говоря, репортаж… что еще я мог про короля репортажа написать? Я тогда такой вкус почувствовал к репортажу, к сложности и к сакральным преимуществам этого жанра, что так и не смог от него отделаться — и слава богу.

Ты — хищник, когда ты пишешь репортаж и готовишься к нему. Как акула, которая ни на секунду замереть не может. Она все время находится в движении — так и ты. Ты ищешь людей, события. Ты гоняешься просто за ними. Но при этом важнейшая для меня вещь всегда была — сохранить достоинство.

Я вижу, как слишком часто в журналистике (и в кремлевском пуле в том числе) какие-то люди ведут себя, на мой взгляд, не лучшим образом. Именно что гоняются за ньюсмейкерами, на ходу моментально теряя приличия. Потом возвращаются, застенчиво и растерянно улыбаясь: стыдятся сами себя и говорят себе, пытаясь успокоить, что в редакциях им все эти вопросы, которые они кидаются задавать, написали же, и не задать нельзя, никто не поймет…