Андрей Колесников - Путин. Человек с Ручьем

Иногда наши девушки-машинистки в редакции бывают даже поражены, когда я звоню сразу по окончании какого-то события и говорю: ну все, давайте диктовать. Они не верят — как же так, все же закончилось вот только что?! Такого рода совещания и встречи транслируются по каналу «Россия 24» достаточно регулярно — и никак не могут к этому привыкнуть. Потому что это же никогда не прямой пересказ того, что было. Это всегда все-таки, я надеюсь, попытка и осмысления тоже.

Сложность в том, как передать такую заметку. Я, например, за годы работы в пуле пришел к совершенно неожиданному для себя результату. Выяснилось, что быстрее оказывается, чем написать на ноутбуке… Дело в том, что я пишу, как правило, большие заметки. Рискну сказать, что они гораздо больше, чем заметки моих коллег. И мне нужно было бы много времени, которого нет вообще, чтобы самому набрать это на компьютере. Если бы я это делал на компьютере в тот момент, когда все это пишется, я бы просто не успевал следить за этим самым совещанием, пытаться писать при этом заметку, а потом еще успеть все перечитать, поправить, все запятые расставить, все буквы расставить так, чтобы потом никому в редакции не пришло в голову какую-нибудь запятую менять. А все равно, конечно, меняют… Я один раз продиктовал: «…при въезде на Волгодонскую АЭС на камне у часовни было высечено: «Богородица, спаси нас!» А машинистки расшифровали: «В огороде-то осина!» Так и вышло: я ж не видел… Но вообще-то они работают очень круто.

Так вот, когда пишешь от руки, ты каждое слово в блокноте сокращаешь до пары букв, ну трех. Это только тебе понятные сокращения. Вот если мой блокнот взять и кому-нибудь показать эти записки, никто бы на самом деле не понял, что там. Захотел бы кто-то воспользоваться — бесполезно. Какие-то шифровки многостраничные. И в этом смысле спокойно можно терять мою тетрадку (обязательно в твердой обложке, этому меня научил еще мой друг Олег Осипов на заре работы в пуле: на твердом писать в сто раз удобней), с которой я вечно хожу. Потом я диктую и на этом опять экономлю время. Пока я диктую, я редактирую, исправляю. Много. Это уже совсем из головы. Я правлю эту заметку, она таким образом принимает окончательный вид. И дальше уже машинистки в четыре руки расшифровывают это с феноменальной скоростью. И эта заметка идет в печать. Она может быть любого гигантского размера, но все равно она появляется до того, как самолет взмыл в небо.

Это все напоминает, наверное, каких-то древнегреческих рапсодов, а то и скандинавских скальдов или там кельтских бардов: история складывается на месте (и не просто «по горячим следам», а одновременно с происходящим), одновременно идет некая литобработка, глубинное переосмысление, наполнение, что ли, образами и перенаполнение (если строчек, как обычно, больше, чем договаривались) — и «публикация»: исполнение, то есть громкая диктовка почти сразу же после того, как событие закончилось.

И вроде ни разу не было конфузов: самолет взлетел, а ты не успел продиктовать. С одним коллегой один раз случилось, так он требовал развернуть самолет над Красноярском, рвался в кабину к пилотам. Но сотрудники СБП, которые с нами возвращались, я помню, немного даже на первый взгляд поспешно решили его проблему.

Разумеется, когда я после мероприятия в Москве успеваю приехать в редакцию, я пользуюсь компьютером. Недавно меня один мой коллега, к которому я хорошо отношусь, спросил: «А ты вообще на компьютере умеешь печатать?» А он меня видит только в командировках или на мероприятиях. Я говорю: «А как ты думаешь?» А он говорит: «Да кто тебя знает? Всяко может быть, если тебя касается».

Я вот так же недавно писал заметку очень сильно второпях. И мимо идет министр иностранных дел Сергей Викторович Лавров. Закончилась пресс-конференция Владимир Путина, и я сижу прямо в зале, дописываю. Времени, как всегда, нет, никакого давно. Я лихорадочно пишу, никого не замечаю, не трогаю… Министр останавливается и так: «О! Андрей! Вы, оказывается, левой рукой пишете? Я не обращал внимания раньше. А что, вот так прямо от руки заметку и пишете?» И я вдруг начинаю ему объяснять примерно то же, что и вам, и объяснение выходит путаное — я же ведь понимаю, что не то что у него, а главное, у меня-то времени никакого нет на такие объяснения. А он говорит: «Я на самом деле тоже все от руки пишу, потому что должна существовать обязательно механическая связь между мозгом, сердцем и рукой, которая это пишет, и только эта связь позволяет высказаться…»

Может, даже про стихи свои говорил.

Я, между прочим, уверен, что хороший, настоящий, великий заголовок, из которых до сих пор время от времени состоит газета «КоммерсантЪ» и никакая больше до сих пор не состоит, может придумать только поэт. Я в принципе горжусь, что это понял. Все, кто умеет это делать, — так или иначе поэты, и не в душе, а пишут стихи. Андрей Васильев — поэт. Сергей Яковлев — точно поэт. Владимир Желонкин — тоже поэт. Александр Стукалин — конечно.

Я, может, тоже поэт.

Кто-то или что-то удерживает Владимира Путина в Кремле

Борис Ельцин не смеясь расставался со своим прошлым

К Алисе Фрейндлих можно и домой приехать

С Алисой Фрейндлих можно чокнуться

Мини-лошадь Вадик в «Бочаровом ручье» пользовалась у журналистов по крайней мере не меньшим интересом, чем сам Владимир Путин

Лабрадор Кони сыграл свою роль в новейшей российской истории

Патриарх Алексий был немногословен

Подарили тигренка

А хорошо, когда водителем у тебя Путин

От Болгарии Владимиру Путину досталась овчарка. «Южный поток» не достался