Донна Мабри - Мод [Откровенная история одной семьи]

— А что ты думаешь о Лиге Наций? Оставаться нам в ней или лучше выйти и заниматься своими делами? А как насчет сухого закона или насчет того, чтобы учить детей в школе, будто мы произошли от обезьян?

На это Джорджу ответить было нечего. Он снова повернул бекон и спросил:

— И за кого же ты собираешься голосовать, Мод?

— Не твое дело, Джордж, — ответила я, глядя ему прямо в глаза.

Он с минуту смотрел в сковороду с беконом, затем взял ее и поставил на столешницу.

— Что-то есть расхотелось.

С этими словами он вышел и отправился на конюшню. Я налила себе чашку его густого кофе. К тому времени я уже к нему привыкла и теперь могла пить без сахара и не разбавляя. Я села и стала ждать, когда он пригонит фургон. Через несколько минут он проскакал мимо на Пауни.

Я взяла Джина на руки, и мы вместе отправились посмотреть, не ушла ли Клара в магазин: это был как раз один из тех дней, когда она должна была проверять книги и раздавать указания.

Клара ждала меня и широко распахнула передо мной дверь.

— Я так и знала, что ты соберешься в город. Вчера подслушала мужчин перед магазином — они не видели, что я у себя в кабинете. Многие запрещают своим женам голосовать или говорят, за кого они должны отдать свой голос.

Я кивнула.

— Хорошо, что голосование анонимное. Можно проголосовать за кого хочешь, а мужу сказать то, что он желает услышать. Ну, Джордж хотя бы не пытался мне это запретить.

— А если бы попытался?

— Тогда бы я пожаловалась на него в Службу Маршалов за нарушение закона, — с улыбкой ответила я. — И вообще, это его обязанность — следить за тем, чтобы мы голосовали, как и все остальные.

Мы обе покатились со смеху. Потом вместе отправились в амбар, и я помогла Кларе запрячь лошадь в повозку. Клара велела Мэгги собираться, а я взяла Бада и Джина. Впятером мы поехали в город. По пути завезли Мэгги в школу — в день выборов она была закрыта, но все подростки собрались там, а Мэгги хотела побыть вместе с друзьями.

Мы приехали в городскую администрацию. Джордж уже был там — поддерживал порядок, стоя позади очереди из мужчин, глумившихся над каждой женщиной, которая поднималась по лестнице. Я глянула на него и упрямо выпятила челюсть. Кто-то из мужчин повернулся и крикнул Джорджу:

— Смотри, Джордж, скоро она наденет твои штаны и захочет стать заместителем!

В ответ на колкость тот лишь улыбнулся, но я видела, что она ему не понравилась. Мы прошли мимо мужчин и вошли в здание администрации, расписались в реестре, а затем нам выдали листки бумаги и указали на ширму. Мы с Кларой встали в очередь за тремя мужчинами и одной женщиной. Все это время мужчины о чем-то шушукались и хмуро поглядывали на нас.

Когда пришел мой черед голосовать, я передала Джина Кларе, вошла в кабинку вместе с Бадом и задернула за собой штору. Отметила галочками пункты в бюллетене, свернула его, отнесла и бросила в коробку. Затем приняла у Клары Джина, чтобы она тоже могла проголосовать. Бад понимал, что происходит что-то очень важное, поэтому тихо стоял рядом и в кои-то веки вел себя хорошо. Через несколько минут Клара закончила, и мы вышли из здания. Мужчины в очереди снова принялись сетовать на наглых женщин. Клара взяла меня под локоток.

— Пойдем-ка домой, Мод.

Я покачала головой.

— Нет, я могу пешком. Знаю, у тебя еще дела в магазине.

— Не сегодня. Я утром предупредила ребят, что в День выборов магазин будет закрыт.

Мы сели в двуколку, и Клара натянула поводья. По дороге на окраину мы болтали о том о сем, как вдруг я поняла, что мы сделали, и замолчала. Клара посмотрела на меня и увидела, что по моему лицу бегут слезы.

— Что такое, Мод?

Я покачала головой.

— Да нет, все нормально, Клара. Просто мы только что проголосовали. Впервые в жизни я почувствовала, что мое слово что-то значит, что я имею право на собственное мнение. О таком и мечтать было нельзя!

Сначала я сердилась на Джорджа за то, что он пытался запретить мне голосовать, но позже испытала к нему благодарность. Я узнала, что многих женщин нашего маленького городка удерживали дома силой, а некоторых даже избили. Конечно, Джордж частенько бывал слишком инертным, но за все годы совместной жизни он ни разу не поднял на меня руку.

В 1923 году я получила письмо от сестры Джорджа, Бесси, в котором она писала, что родила чудесную девочку и назвала ее Максин. Бесси была на седьмом небе от счастья: все эти годы она мечтала о ребенке, и вот наконец родила. В тот самый год, когда мне исполнилось 32, я и сама произвела на свет вторую дочку. После сложностей с рождением Джина, мы решили сразу вызвать врача, но ребенок родился так быстро, что мы просто не успели. Среди ночи я разбудила Джорджа, и он побежал за Кларой. Роды прошли легко. Когда малыша искупали и привели в порядок, Клара вложила в мои руки крошечный сверток, и я с облегчением испытала прилив любви — тот самый, что почувствовала, когда родились Джин и Лулу.

Теперь настал черед Джорджа, и он назвал девочку Элизабет Сьюзан, в честь сестры, но мы договорились звать ее не Бесси, а Бетти Сью. У меня в голове были другие имена, но поскольку Джордж не возражал, когда я назвала сына Джином в честь отца, то и я не стала с ним спорить. К тому же я любила Бесси, и мне всегда нравилось имя Элизабет. Я вписала его в Библию: Элизабет Сьюзан Фоли. Уже дописывая, я посадила кляксу и немного всплакнула, прочтя в верхней строчке имя Лулу. Она любила бы мальчиков, но как же она обрадовалась бы сестренке!

Вскоре после рождения Бетти Сью все прихожане церкви принялись делать семейные фотографии. Местный владелец бюро ритуальных услуг побывал в Сент-Луисе и научился обращаться с фотокамерой, он организовал небольшое ателье в одной из комнат своего дома, а одна из прихожанок, талантливая художница, расписала ему стену.

Когда Бетти Сью исполнилось несколько месяцев, мы все отправились в город фотографироваться. Я сидела на стуле с прямой спинкой с Бетти Сью на руках. Джин, прильнув ко мне, стоял справа, с другой стороны стоял Джордж, положив мне правую руку на плечо, а левой крепко держа извивающегося Бада. Когда фотография была готова, я купила двойную рамку с петельками. В одну половину я вставила наш семейный портрет, а во вторую — единственное оставшееся у меня фото Лулу, сделанное, когда ей было одиннадцать. На ней было белое платье и широкая лента в волосах, и веселые кудряшки струились по плечам почти до талии.

Когда Бад подрос, то стал ездить в город на Пауни, позади отца. Бад был точной копией Джорджа — внешне, по походке и манере говорить, и так же, как отец, легко умел рассмешить людей. Все любили Джорджа, и Бада тоже все полюбили.

В школе он передразнивал учительницу, когда та поворачивалась к нему спиной, но даже она смеялась над его пародией. В церкви он притворялся, что засыпал, и принимался нарочито громко храпеть, пока я не тыкала его локтем под ребра. Священник лишь улыбался ему в дверях, гладил меня по руке и напоминал о том, что терпение — одна из добродетелей. Бад унаследовал обаяние своего отца: он очаровывал всех вокруг.