Донна Мабри - Мод [Откровенная история одной семьи]

В голосе его не было ни смущения, ни извинения.

На это мне нечего было возразить. Я и не думала, что такое может быть: дети бросают школу, чтобы гнать самогон. У нас в городе такого бы точно не потерпели. Должно быть, в Восточном Теннесси жили совершенно иначе, чем в Западном.

Все вдруг почувствовали себя неловко. Смит отодвинул чашку и блюдце и встал.

— Спасибо тебе за все, — сказал он, глядя прямо в глаза Джину, который встал, обняв Эвелин за талию, и кивнул. — Мы это очень ценим.

Джин тоже кивнул, покраснев при его словах.

Я знала, Мейсы были рады, что Эвелин вышла замуж, будучи беременной. В 1942 году было неслыханно родить вне брака. О таких женщинах говорили, что они «влипли», а на семью смотрели свысока.

Я не могла заставить себя быть вежливой с ними, не могла отделаться от мысли, что если бы они лучше следили за свой дочерью, ничего подобного не произошло бы.

Вся эта ситуация была неловкой, и я испытала облегчение, когда они ушли. Я осталась на кухне, пока Джордж, Джин и Эвелин вышли проводить их к машине. По дороге Джордж все беседовал со Смитом, пока наконец машина не отъехала. Когда Джин и Эвелин отправились в теперь уже их комнату, Джордж с сердитым видом повернулся ко мне:

— Мод, что, черт возьми, на тебя нашло? Ты могла быть и повежливее.

— Ты знаешь, как я отношусь ко всей этой истории, — скрипнув зубами, хмуро отвечала я, едва не крича. — И мало нам этого, так он еще и напивается здесь!

— Тише! Хочешь, чтобы Эвелин тебя услышала?

— Пусть слушает! И отцу своему пусть передаст, что если хочет к нам приходить, то пусть приходит трезвым!

— Он не был пьяным. Он выпил-то всего пару рюмочек. Ему нелегко — такое случилось, к тому же я и сам иногда выпиваю пару кружечек пива.

— Не думаю, что он пил пиво, и я отлично знаю, что и ты пьешь, Джордж, и всегда пил, но знаешь, что? Меня это тоже бесит!

Джордж открыл рот, чтобы еще что-то сказать, а потом лишь в отчаянии всплеснул руками, повернулся и вышел из дома.

Эвелин ела наравне с мужчинами и с каждым днем все поправлялась. Джин пылинки с нее сдувал, ежедневно приносил домой подарочки, покупал ее любимые конфеты — как прежде приносил мне. Когда они были в одной комнате, он то и дело касался ее: клал руку ей на плечо, на талию или держал Эвелин за руку. Было видно, что она не отвечает ему взаимностью. Сколько лет я мечтала о том, чтобы Джордж вот так прикасался ко мне! И мне хотелось влепить Эвелин пощечину за то, что она этого не ценит.

Все мужчины в доме обожали Эвелин, в том числе и Пол. С Джорджем она немедленно поладила, они вместе смеялись над шутками, перешептывались.

Ее родители появлялись у нас редко. Когда Джордж спрашивал о них, Эвелин отвечала, что матери некогда, ведь у них столько детей. С родителями остались еще шестеро, включая одного грудничка. Следить за ними была самая настоящая работа, полный рабочий день, несмотря на то, что Фрида — самая старшая после Эвелин — постоянно помогала матери.

После переезда Эвелин к нам ее отношения с Бетти Сью охладели. Я понимала причину: Бетти Сью вытеснили в собственном доме, отняв у нее внимание отца точно так же, как меня лишили внимания Джина. Иногда, когда Джин и Джордж суетились над Эвелин, повторяя, какая она хорошенькая или что-то в этом роде, Бетти Сью убегала наверх и хлопала дверью. Я слышала, как она крушит свою комнату. То и дело Джордж с Эвелин обменивались колкостями, и я видела, как Бетти Сью сжимала кулаки. Если бы она не боялась реакции Джина, то наверняка дала бы Эвелин по носу.

Пол всюду ходил за Эвелин по пятам. Ему уже исполнилось четырнадцать, и он на все был готов, лишь бы привлечь ее внимание: корчил рожицы, словно шестилетний, стоял на голове в углу, глупо шутил, чтобы она рассмеялась.

К концу августа Эвелин весила почти 200 фунтов [13] 90 кг. , а ведь 28 августа ей только исполнилось восемнадцать.

17 сентября у нее начались схватки, и Джин побежал к Бесси — вызвать врача по телефону. Мы в семействе Фоли считали каждую копейку, чтобы оплатить счета и собственную машину, поэтому телефон был нам не по карману.

Джину велели отвезти ее в частную клинику на Гроссе Пойнте Фармс, в нескольких милях от Джефферсон-авеню. Были больницы и ближе, но многие были переполнены американскими солдатами и матросами, раненными в боях на Тихом океане и в Африке.

Они взяли ее сумочку и уехали. Джина не было всю ночь. На следующий день он вернулся и все мне рассказал. Эвелин приняли в больницу, потом положили на каталку и отвезли в конец очереди из таких же каталок, стоявших в коридоре. На тот момент мест не было, но ей пообещали, что как только смогут, сразу определят ее в палату. Джин рассказал, что стоял рядом с ней и держал ее за руку. Через несколько часов сердобольная медсестра принесла ему стул и поставила к стене, чтобы он мог сесть.

Роды усилились в ту же ночь, а мест все не было.

Эвелин рожала весь день 19-го, а ребенок все не появлялся. Джин вернулся, только чтобы рассказать нам обо всем, принять ванну, переодеться и вернуться в больницу.

Своих пятерых детей я родила дома, без лекарств и без особой помощи. «Интересно, каково это — рожать в больнице?» — думала я.

Джин рассказал, что сидел на стуле в коридоре еще одну долгую ночь, а Эвелин страдала еще больше, чем в предыдущий день и ночь. Время от времени мимо проходил врач или еще кто-нибудь, поднимал простыню и быстро ее осматривал. Затем хлопал по руке и говорил:

— Не волнуйся, осталось совсем чуть-чуть, — и уходил.

Джину объяснили, что лекарств было мало, а роды — самая естественная вещь на свете, не стоит тратить на них обезболивающее, ведь кругом раненые. Когда Джин рассказал нам о ее страданиях, даже я сжалилась.

Рано утром 20 сентября, в воскресенье, схватки стали особенно сильными, а Эвелин так и не дали обезболивающего. Плач и стоны перешли в крики, и врач вызвал несколько медсестер, которые прикатили ширмы и поставили вокруг каталки, чтобы дать ей хоть немного уединения. Джина отправили в комнату ожидания, где он принялся расхаживать из стороны в сторону и молиться. Он снова позвонил Бесси, когда малыш наконец появился на свет.

Вскоре вышла медсестра и сообщила ему, что у Эвелин родилась здоровая девочка весом 9 фунтов и 4 унции [14] 9 фунтов и 4 унции — это около 4,1 кг. и что чувствует она себя хорошо, а вот ее мама потеряла много крови и повредила бедро. Эвелин наконец поместили в палату, где стояло восемь кроватей, хотя рассчитана она была на четверых.

Джина пустили к ней, и он просидел рядом еще несколько часов. Когда вошла медсестра с ребенком, чтобы Эвелин ее покормила, его выгнали из палаты. Через полчаса медсестра вышла с девочкой, и он вслед за ней отправился в детское отделение. Там ему велели встать у окна — так он мог видеть своего ребенка. Она лежала в кроватке у боковой стены. Увидев, что он вытягивает шею, чтобы лучше ее видеть, медсестра подкатила кроватку к окну. Эвелин пробыла в больнице еще три дня, в такой переполненной палате, что медсестре с трудом удавалось проходить меж кроватями. В понедельник Джин вернулся на работу, но вечером снова отправился в больницу и был там, пока его не выставили.