Мигель Руис - Тольтекское искусство жизни и смерти: история одного открытия

Но внезапно, как только Мигель привел их в усыпальницу фараона Хеопса, все перестало быть в порядке. Все было не так, как должно было быть. «Что произошло, из-за чего все изменилось? – ломали они головы. – Что они упустили?» Все набились в склеп, каждый, впитывая его настроение, нашел себе место, где можно было стоять или сидеть, а Мигель, держа руки за спиной, обошел его по периметру, касаясь высоких стен и рассматривая потолок. Казалось, ему знакомо это место – или какое-то место, похожее на него, – и он что-то припоминает. У некоторых возникло ощущение, будто он приветствует старых знакомых. Обойдя помещение, он подошел к саркофагу и постоял возле него. Затем, не говоря ни слова, лег на пол, закрыл глаза и скрестил руки на груди. Его ученики, привычные к ритуалу видения, смежили веки вместе с ним. Они не думали, что что-то должно произойти, – они просто ждали.

Они всё ждали и ждали. Но не было ни звука, ни движения. Тогда одна из женщин наконец стала на колени рядом с ним и что-то прошептала ему на ухо. Ответа не последовало. Тогда она решила проверить пульс…

– Не существует верного способа определить, правда ли человек умер, – заявил Гандара, наблюдая за происходящим из глубины помещения. Он произнес это четко, но не было ни эха, ни отклика толпы. – Поверь мне, – добавил он, качая головой.

– Поверить тебе? – Эсикио стоял прямо за ним. – Да ты меня чуть живьем земле не предал несколько десятков лет назад!

– Я знал, что ты еще жив, – взвился его друг. – Знал. А то зачем бы я откладывал похороны?

– Ничего ты не откладывал! Ты оставил меня валяться на ступеньках церкви, чтобы меня нашел и похоронил падре Кричалес! Ты удрал от смерти, как напуганная девчонка!

– Но это же просто смешно!

– Это ты смешон! – сказал Эсикио, повышая голос, чтобы перекричать учеников. Те столпились вокруг Мигеля, очевидно скончавшегося, и засуетились. – Так же как сейчас смешны эти люди, – добавил он.

– Ах, эти люди! – подхватил Гандара, он рад был переменить тему. – У них для чудес характера не хватает. Нет у них…

– Терпения, – категорично заявил Эсикио. – Терпения им не хватает. Мать Мигеля подождала бы. Сарита пошла бы на кухню, да приготовила пока для всех posole [52] Наваристый суп-рагу из свинины и кукурузы, который может заправляться лимоном, редисом, красным перцем, луком, авокадо и т. д., – одно из самых популярных блюд мексиканской кухни. , а сына оставила бы сновидениям.

– У меня такая мать была, – нараспев произнес Гандара. – Лучший друг шамана. – Он повернулся к Эсикио и улыбнулся. – Фелия, жена моя, никогда бы мне такого не позволила. Никакой свободы не давала – при ней не забалуешь. Пилила меня вечно: «А кто кукурузу и перец покупать будет? Кто воды из колодца наберет?» Прямо изводила меня. «На что семья жить будет, если ты все время умираешь?» Постоянные вопросы, все ей не так! Мать терпеть ее не могла.

Два старика молча наблюдали за тем, как люди теснились вокруг тела, суетились, шептались, после того как пошел на убыль первый взрыв чувств. Египетский гид побежал за помощью, и, похоже, почти ничего больше нельзя было сделать. Наконец затих и шепот, слышны были лишь приглушенные рыдания, кто-то пытался сдержать слезы.

– Постой! – вдруг опомнился Гандара, подозрительно посмотрев на своего спутника. – Я думал, мы договорились, что ты будешь почивать на лаврах.

– Ни о чем я не договаривался. Я хотел найти учителя нагуаля – и нашел. – Он показал на людей, толпившихся в комнате, затем посмотрел озадаченному другу в глаза. – То, что он делает, касается всех. То, что он видит в своем видении, влияет на все.

– Я сам справлюсь, viejo , – заверил его друг, слегка толкнув локтем в ребра. – Возвращайся в горы, своди мир с ума. Ступай. Веселись.

– Мир подождет, – сказал Эсикио. – Я хочу увидеть, что произойдет здесь.

– Он или умрет, или нет. Что еще?

– Значение, hombre . Я хочу понять значение того, что здесь происходит.

– Нужно ли нам искать скрытый смысл во всем этом? – проворчал Гандара. – Мы живем. Смеемся. Почему во всем этом должен быть какой-то смысл?

– Смысла в этом нет, – резко ответил Эсикио. – А вот значение – это другое.

– Ему придется заплатить за это, если это имеет значение.

– Я хорошо помню: за умирание расплачивается тело.

– Amigo , на ступеньках часовни тебя оставил Начо, а не я.

– Ага! Вот как!

Эсикио повернулся к другу, глаза его зло сверкнули.

Вдруг одна из женщин ахнула. Кто-то закричал, толпа отпрянула. Сквозь движущуюся массу людей старики увидели, как Мигель открыл глаза и медленно сел. Три женщины поспешили помочь ему подняться и принялись подбадривать его.

– Молодец, m’ijo , – едва слышно проговорил Эсикио.

– Посмотри на его лицо! – воскликнул Гандара. – Он не понимает, что тут было. Могут ли они быть уверены, что он и вправду жив?

– Ну, они могут положить его в яму и набросать ему на лицо земли.

– Поверь мне, это был Начито.

– Врешь! Я очнулся и видел тебя…

– Тише!

Мигель уже стоял на ногах, слегка касаясь рукой каменного саркофага, успокаивал учеников и жестами приглашал сесть. Все притихли. Несколько минут он молчал. Большое помещение будто сомкнулось вокруг них, заглушая любой вздох и малейшее движение. Мерцающие стены освещали их застывшие в ожидании лица, и, казалось, сама пирамида затаила дыхание, приготовившись слушать. И вот дон Мигель заговорил. Черные глаза его сияли, голос звучал мягко и ласково.

– Слушайте меня внимательно, – начал он. – Пусть вас не отвлекают ваши истории. Не верьте тому, что, как вам кажется, вы знаете, или тому, что другие хотят вам сказать о том, что происходит.

Голос его, низкий и звучный, словно доносился из чрева земли; заставляя дрожать гранит, он тек по магистральным артериям пирамиды, и ее массивное тело отвечало ему гулким отзвуком. Сверху слабым неясным шумом отзывались потайные камеры. Прошлое шептало за гранитными стенами, которые были расцвечены золотыми нитями. Гробница фараона словно заново обрела былое царское величие.

– Я хочу, чтоб вы знали: я всегда буду с вами, – сказал он. – Покуда вы живы, пока способны слушать, я не покину вас. Я вернусь. Я приду снова – и снова, чтобы нести послание жизни.

– Вот, – прошептал Эсикио.

«Выпутаться из паутины знаний», – проговорил он про себя. Таково правило – и вот оно выполнено.

Мигель продолжал говорить с каждым из умов, со всем, что могло ему внять, хотя казалось, что он не обращается ни к кому и ни к чему в отдельности. Глаза его блестели, но то, что он видел, было не здесь. Он смотрел сквозь гладкие гранитные стены и, паря над трепетом этого хрупкого мгновения, различал то, что находилось за пределами мира материи.