Петр Худяков - Путь к Цусиме

До войны A. М., как и многие другие молодые люди, не обладающие воинственным настроением, не особенно расположен был к отбыванию воинской повинности в строю. Но когда началась война A. М. и его товарищи-однокурсники пришли к убеждению, что при таком положении дел всякое уклонение от военной службы было бы не честно. Затем мало-помалу стало для всех очевидно, что исход войны в ту или другую сторону может выясниться только на море. Тогда и A. М., и многие товарищи его по выпуску решили поступить во флот, где полученная ими техническая подготовка лучше всего могла быть использована.

С первых же шагов на месте своего служения во флоте A. М. был неприятно поражен: там он совсем не встретил той живой, сознательной работы, которую он надеялся видеть, которая могла бы увлечь его и заставить его отдать ей всего себя. Мало культурная и мало серьезная среда, в которую он попал, с ее мелкими, узенькими и подчас низменными интересами, с ее интригами и происками, с ее во многих случаях только внешней, показной порядочностью, — такая среда сразу ошеломила его, еще не утратившего свои нравственные идеалы, невольно заставила его брезгливо отойти от нее в сторону и ограничиться только минимальным, неизбежным числом пунктов соприкосновения с нею. Это обстоятельство доставляло Александру Михайловичу, с его чуткой, неиспорченной душой, неисчислимые нравственные страдания и обрекало его по временам на полное одиночество. Горько и тяжело читать письма A. М. в его семью, где он касается этой неприглядной стороны его новой жизни…

Служба A. М. во флоте началась с 22 июня 1904 г., когда он был определен сначала "вольным механиком" на крейсер "Аврора". Ровно через 2 месяца после этого состоялось зачисление его в офицерский корпус инженер-механиков. В водах внутреннего плавания ему пришлось пробыть более 3 месяцев. Оторванный от семьи и лишенный всякого культурного общения с людьми, A. М. сильно заскучал; в это время его единственным удовольствием было поддерживать общение со своими братьями и сестрами. В еженедельных письмах A. М. к родным содержится между прочим весьма много интересного фактического материала, обрисовывающего физическое и моральное состояние нашей эскадры как в последние месяцы ее сборов перед отплытием на войну, так и во время самого плавания. Все эти письма любезно были предоставлены в мое распоряжение родными A. М., чтобы сделать из них выборки, представляющие более общий интерес.

(Портрет изображает его в студенческой тужурке. Портрета в морской форме, хорошо исполненного, у родных не оказалось. П. X.)

В письме от 27 июня 1904 г., с крейсера "Аврора" содержатся между прочим такие данные:

"Когда я сюда приехал, на внешнем рейде находились пока еще только крейсеры "Дмитрий Донской" да "Аврора". Остальные же корабли все еще чинились и достраивались, кто в гавани, кто-в доках. Только 20 июня появились рядом с нами сначала "Бородино", потом "Александр ІІІ-й"; затем "Адм. Нахимов" и "Наварин"…

От 28 июня 1904 г., с "Авроры":

"Для офицеров — здесь харч хороший, обильный, нередко с деликатесами. Солдат же кормят неважно, но не потому, чтобы давали на них мало… Одеты матросы в рабочее время бывают так скверно, что весьма напоминают собой арестантов. Нижние чины все время проводят в работе, поднимая шлюпки, баркасы, занимаясь эквилибристикой по мачтам, трапам и т. п. Зуботычины в это время идут своим чередом"…

В письме от 3 июля 1904 г., с "Авроры" читаем следующее:

"Устроился довольно сносно. Попал на крейсер постройки Франко-русского завода. Он должен был бы ходить со скоростью до 23 узлов, но больше 19 узлов не получалось. Наш корабль пойдет на Д. Восток, как разведочное судно; но оно не бронировано, а цели для вражеских снарядов на нем много… Машины пускают в ход через 4 суток на пятые, когда выходим в море для ночного дозора… Попал в общество, довольно легкомысленное; никто ничего не читает, даже газет; за исключением немногих женатых, все, не исключая "батьки", говорят и думают все об одном и том же… Да оно и понятно: дела почти никакого, а кормят прямо, как на убой… Теперь появились на рейде еще "Ослябя" и "Светлана". "Везде все что-нибудь да переделывают"…

В письме от 8 июля 1904 г.:

"Любопытно распределяется мое морское довольствие — 48 р.: из них 40 р. приходится платить в кают-компанию за стол; прямо досадно платить такую большую сумму денег за одну еду; затем идут 1 р. 86 к. — вестовым, 5 p. - на содержание оркестра, 20 к. — за пользование ватер-клозетом (гальюнщику); потом делают вычет на усиление флота и 20 к. — на церковь. Несколько копеек, впрочем, выдается и на руки… Но это бы ничего. А вот скверно, что очутился в среде людей, нравственный облик и пошиб коих мне так мало симпатичен. Живу только вашими письмами… Раньше много слыхал о молодцеватости матросов; но здесь был поражен арестантским видом команды; одеты почти всегда страшно грязно; лица бледные, одутловатые, нередко прямо с идиотским выражением; работают минимум с 5 ч. утра до 8 ч. вечера; праздники мало отличаются от будней; не всегда бывают и церковные службы; наоборот, иногда тут работают еще больше. На пищу слышны жалобы… На "бережишко" их спускают редко. От лейтенантов и особенно мичманов слышна только ругань, кончая тяжеловесной извозчичьей бранью. Некоторых вахтенных офицеров я не могу себе иначе представить, как только сплошь изрыгающими мерзкую ругань. Выражение идиотизма в лицах у матросов я склонен объяснить забитостью команды… Нашей "подводной", т. е. машинной, команде живется лучше; там отношения к ним не хуже, чем где-нибудь на фабрике или заводе, если не лучше; но верхнее начальство часто самоуправствует, вызывает их еще и для своих работ наверх, ставит на вахту к орудиям и т. п. По роду своей службы мне приходятся все время контролировать работу. В силу своего характера я, конечно, ругаться не в состоянии, и с этой стороны чувствую себя совершенно неподготовленным. Один механик мне прямо давал совет — зевающих и неисправных "брать за шиворот и тыкать носом", как это у них принято… При попытке ближе ознакомиться с трубопроводами, механизмами, мне дали еще совет, что напрасно я это делаю, не убедившись, оставят меня или нет на "Авроре", где — уже полный комплект механиков"…

В письме A. М. от 7 июля 1904 г. читаем следующее:

"Личное мое желание — не ехать на "Авроре". Это значило бы идти под верный расстрел: брони на ней нет никакой; машины и котлы "защищаются" только углем по бортам; артиллерия слабая, — пулеметы и пушки в 1 1/2 и 3 дюйма; а 6-дюймовые наши пушки (их восемь) стреляли в последний раз, кажется, в прошлом столетии; а теперь из них не было даже и холостых выстрелов. Все только чистят, моют, красят, прикрывают чехлами"…