Петр Худяков - Путь к Цусиме

Гордый и болезненно самолюбивый, Рожественский обращался с нескрываемым презрением даже с командирами судов, не разбирая, заслуживали они его, или же нет. Он не признавал за ними права высказывать свое мнение даже по вопросам, которые имели к ним непосредственное отношение. Главное же, он никого не находил нужным знакомить с положением дел и, хоть сколько-нибудь, с планом действий. Это одинаково относилось и к командирам, и к младшим флагманам эскадры. Все без исключений были низведены им на степень как бы автоматов, не имеющих ни воли, ни рассудка. Такая школа не могла дать развиться личной инициативе и находчивости у начальников, подчиненных адмиралу, не могла воспитать ему помощников и заместителя. И вышло поэтому так, что, когда эскадра лишилась своего адмирала, она вдруг оказалась… без головы.

Все на эскадре так привыкли видеть в Рожественском начальника всех частей и единственного источника распоряжений, что, когда выбыли из строя он и Фелькерзам, получилось в бою полное безначалие; и никто не мог уже взять на себя инициативы всего боя. После этого наши головные броненосцы, продолжая честный бой, ходили по тем курсам, по которым заставлял их ходить более быстроходный неприятель.

Под командой Рожественского не было в сущности эскадры, а были только "отдельные корабли", без серьезной взаимной связи, без взаимного понимания и вдумчивого отношения к общим интересам [227].

Чтобы характеризовать удивительную находчивость адмирала, для 2-го издания книги со слов офицера-очевидца одним из наших товарищей мне были присланы следующие строки:

"В бытность свою командиром одного из крейсеров, Рожественский шел однажды под парусами. И вдруг совершенно внезапно налетел шквал, обратившийся в настоящий шторм. Надо было убрать некоторые паруса. Каждая секунда была дорога, а ошалевшие с перепугу матросы во время не исполнили отданной "команды"… Не теряя присутствия духа, Рожественский совершенно спокойно и хладнокровно приказал ту же "команду" исполнить офицерам. He успели офицеры сделать и трех шагов, как все матросы были уже на своих местах и с рвением исполнили свое дело… Жизнь сотен людей была спасена, равно как и самое судно.

Остановимся еще на некоторых более мелких, характерных подробностях.

Два офицера, работавшие на вспомогательных крейсерах в свое время, писали в газетах следующее [228]: "Рожественского мы никогда не видали. Он избегал даже командиров. Все сношения его с нами ограничивались приказами, в которых он самым грубым образом оскорблял нас, нередко даже и вовсе незаслуженно… Дисциплина этим только подрывалась, чувство собственного достоинства убивалось, матросам подавался пример — не уважать своих офицеров. Мы не знали близко друг друга: он — нас, мы — его. Вся связь между экипажами была чисто бумажная. Грубый тон, которым он обращался к командирам, подсказывал всем, что он их или презирает, или опасается. Нам казалось, что он ненавидит всех нас; и, вероятно, многие командиры платили ему тем же. Среди них, правда, были и ненадежные, были и запасные, которые совсем отстали от дела… Одному только адмирал и научил нас как следует, это — погрузке угля; наловчились мы делать это, даже и в открытом океане. Грузили по 40 tn (до 2500 пуд.) в час — с транспорта на баркас, с баркаса — на броненосец. Все главные соображения адмирала вертелись около угля. И этого угля перед боем погрузили мы столько, что его хватило бы обойти вокруг всей Японии: а в бою он горел вместе с деревом и бездымным порохом; перегрузка углем наших броненосцев способствовала только их перевертыванию в бою"…

За исключительно быструю погрузку угля команда корабля получала большие денежные премии, а за плохую, неудачную погрузку, начальство сплоховавшего корабля получало от адмирала свирепые разносы и выговоры, которые передавались по телеграфу, напр., даже в такой грубой форме: "Корабль такой-то, обратите внимание на вашу отвратительную погрузку; примите меры; не будьте грязным пятном на эскадре"… Но когда меры принимались, работа налаживалась, и команда случайно провинившегося ранее корабля начинала получать премии, офицеры этого корабля не встречали ни слова одобрения со стороны адмирала.

А насколько заслуженно и добросовестно пользовались некоторые суда и благоволением адмирала, и громадными денежными премиями, по этому вопросу для 2-го издания книги от нашего товарища мною были получены между прочим и такие данные:

" Заведенные адмиралом денежные премии за быстроту погрузки угля привели в конце концов к одним только злоупотреблениям , на которые досадно было смотреть и с докладом о которых, однако, никто не решался подступиться к суровому адмиралу. Постоянно бывало одно и то же: транспорт-угольщик, с которого другими судами был взят почти весь уголь, подходит бывало к вам для окончательной очистки его от оставшегося на нем угля; капитан угольщика заявляет нам, что с угольщика взято угля столько-то тонн, оправдываемых выданными ему квитанциями, а остается на угольщике по его соображениям, положим, 350 тонн; мы начинаем забирать остаток; берем — берем, и вместо 350 тонн принимали нередко до 1500 тонн… С такой степенью точности измеряли уголь принимавшие его на себя корабли, получившие "премию" адмирала! Этот факт подтверждают одинаково и "Анадырь", и "Кубань", чаще всего принимавшие на себя остатки угля, недобранные с угольщиков другими судами. И не мудрено, что этим именно финалом должна была закончиться погрузка угля со сказочными скоростями, так много льстившими самолюбию адмирала, который на бумаге уже устанавливал "всемирный рекорд" в этом деле"…

"Когда дело касалось угля, адмирал умел заставить себя спокойно выслушивать и неприятные вещи… Перед уходом эскадры с Мадагаскара состоялся совет, на котором Рожественский сказал всем командирам: — "Завтра уходим; если что еще нужно, прошу сказать, не стесняйтесь".. Бухвостов, командир броненосца "Александр ІІІ-й", чаще всех других бравшего денежные премии за быструю погрузку угля , на это ответил: — "Ваше превосходительство, я был введен в заблуждение моими офицерами; у меня… не хватает 900 тонн угля"… Выслушав это спокойно, адмирал не сказал Бухвостову ни одного слова… Ночью по приказу адмирала "Александр ІІІ-й" догрузил недостававшее у него количество угля, не получив на этот раз никакой премии"…

Умел Рожественский и выдвигать работников, когда это было в его власти. Так было, напр., с командиром одного из транспортов, который начал свою службу матросом, оказался даровитым работником и получил затем штурманский диплом. Работая в Ревеле на глазах адмирала при подъеме одного судна, он произвел на адмирала впечатление, как дельный человек; и эта случайная встреча имела большое влияние на всю последующую судьбу этого работника.