Михаил Наумов - Хинельские походы

Большинство пакетов — без печатей. Текст написан на клочке стенных обоев. Но написаны ли они каллиграфическим штабным почерком или непривычными каракулями, где в каждом слове по нескольку грамматических ошибок, — все они — важные документы и сообщают об одном: «Идут немцы… Их много… Они отлично вооружены…»

Данные глубокой разведки говорят о том же.

— В Дмитриев-Орловский прибыли две тысячи немцев.

— На станции Рыльск выгружается эшелон артиллерии.

— В Глухове появились новые венгерские части.

— В Севск вступил венгерский кавалерийский полк. Вход в город и выход из него закрыты. На соборе устанавливаются пулеметы и легкие пушки.

— Во Льгове появился полк эсэсовцев; на станции, выгружаются танки.

— Колонны фашистских лыжников в белых халатах шныряют меж заставами, собирая данные о партизанах.

Но вот совсем свежие донесения из Ямполя: началось наступление, мадьяры выбили наших из Орловки. Отряд Покровского перешел в контрнаступление. Червонный отряд обороняется под Эсманью. Там же и моя группа под командой Дегтярева.

Я подсчитываю силы врага: полк СС, эшелон артиллерии, два эшелона пехоты, конница, лыжники… Данные полноценны только тогда, когда из обобщения их сделан вывод. Я пытаюсь определить силы и замыслы врага, накапливающегося пока что на дальних подступах. Этих сил уже немало, к ним следует прибавить части, находящиеся на подходе.

Общепринятое правило военных разрешает считать такого рода данные только за сорок процентов вероятного наличия сил противника, Вырисовывается картина суровой действительности: по соседству с нами стоят теперь две или три дивизии. Трудно поверить, что мы, небольшая группа партизан, боровшаяся еще только два месяца, могли приковать к себе столь крупные силы противника.

Но может быть, после жестокого поражения под Москвой враг производит перегруппировку, отходит теперь сюда? В этом случае нам, партизанам, следует удесятерить свою активность и любой ценой разрушать его тылы, добивать его там, где он рассчитывал найти отдых. Если же это сосредоточиваются оперативные резервы, то не следует ли нам передислоцироваться? Или же расчленить свои силы, стать менее уязвимыми?

Надо было точно знать, откуда прибывают новые части — с восточного фронта или из глубины Германии.

Я уже не расстаюсь с картой, еще раз оцениваю синие кружки — условные обозначения гарнизонов и частей противника. Они угрожающе стеснились западнее, восточнее и, наконец, севернее Хинельских массивов. Кажется, вот-вот кружки сольются в сплошную изогнутую линию оперативного охвата. Эта кривая линия — Ямполь, Глухов, Рыльск и Льгов с Севском… Огромным полукольцом огибают войска противника партизанский край и угрожают замкнуться севернее Хинельского леса.

На юге от нас лежат северо-западные районные центры Сумщины: Кролевец, Путивль, Конотоп. Оттуда только что прибыл С. А. Ковпак. Нечего и думать об отводе наших сил в южном направлении, если бы это и оказалось необходимым. Скопление войск в Ямполе, вероятно, преследует одну цель: отнять от нас Хутор Михайловский, где мы пока еще держимся. Значит, пути отхода на запад тоже будут отрезаны. Восток вообще не может считаться запасным выходом: там — Курские степи, основные коммуникации восточного фронта немцев. Под самым Курском — фронт.

Наш путь отхода — северное направление. Там — дремучие Брянские леса, а в них партизаны. Возможно, что все эти силы противника и не имеют прямой задачи вести боевые операции против нас, но даже и в этом случае не следует беззаботно ожидать того момента, когда пути на Брянские массивы будут отрезаны.

Вывод напрашивался сам собою: нужно как зеницу ока беречь пути на Брянские леса. Только в этом направлении мы поведем отряды, если противник вынудит нас перебазироваться.

«На что решиться, что предложить Фомичу и Гудзенко?» — спрашивал я себя.

Эти мысли не давали мне ни сна, ни покоя.

Десять месяцев спустя в мои руки попали документы, которые разъяснили многое из того, что волновало меня сегодня, и тогда я вспоминал об этих событиях как о давнем прошлом, ставшем историей. Мое соединение заняло город Краснополье и местечко Мезеневку и вскоре схватилось под Старгородком с остатками седьмого армейского корпуса, разбитого советскими войсками где-то под Воронежом. Знамена и целый обоз со штабными документами были доставлены в мою штаб-квартиру в Мезеневке.

Рассматривая захваченные документы, я обратил внимание на тоненькую книжечку, что-то вроде брошюры. На ее желтоватой обложке я прочел напечатанное жирным шрифтом слово «Partisanen», а на одной из страниц не без изумления наткнулся на схематический чертеж, в котором сразу же опознал знакомые очертания Хинельских лесных массивов… Схема пестрела условными знаками дислокации частей восьмого армейского корпуса и отдельных отрядов войск СС, полукольцом охвативших наш Хинельский край в марте 1942 года. Вглядевшись внимательнее, я разобрал наименования знакомых городов и сел и прежде всего Хинели.

Это была схема № 1.

За ней следовали схемы № 2, № 3 и ряд других. Они отображали различные этапы сосредоточения войск, на них обозначались наиболее показательные моменты наступления на хинельских партизан и партизанский край. Здесь я также увидел номера полков, дивизий и отдельных карательных отрядов, действовавших против нас.

Забыв, что в руках у меня прошлогодние документы фашистского генштаба, я с волнением изучал их. Схемы были испещрены стрелками, стрелами и клиньями: то тонкие и острые, как кинжалы, то массивные и тупые, будто утюги, то кривые, обжимающие или охватывающие Хинельский край клещами, — все они были направлены своими остриями в одно место — в Хинель.

«Стиснуть» партизан в лесу, расколоть партизанское объединение мощным клином, рассечь его вспомогательными ударами на куски», — вот о чем говорили и кричали эти схемы.

Генеральный замысел командующего корпусом Бегумана выражен был совершенно отчетливо. Две огромные клешни — одна из района Рыльска и Льгова, другая из Конотопа и Глухова — охватывали весь наш край силами двух дивизий. Несомненно, что генерал готовил пресловутый «котел» с целью сварить нас в нем живыми…

Особенно выразительной была итоговая схема, относившаяся к первым числам апреля того же 1942 года. Она указывала, что части и соединения восьмого армейского корпуса расположились перед южной опушкой Брянского леса, на линии шляха, связывающего Новгород-Северский с Севском. Они образовали фронт. Над линией фронта я увидел большой вопросительный знак, занимавший половину схемы. А под знаком — знаменатель: 3000. И знак, и число означали, что операция против хинельских партизан закончилась; корпус уперся в Брянский лес, а генерал Бегуман, увы! — потерял из виду, ни много ни мало, трехтысячную партизанскую армию, с обозами, пулеметами, артиллерией. Потерял ее, словно иголку в копне сена!..