Михаил Наумов - Хинельские походы

Елена игриво и кокетливо посмотрела на Сачко. Поправив высокую прическу, она спросила:

— Вы не боитесь женщин?

Сачко хитро мигнул Бродскому и, смеясь, ответил:

— Ой, як припомню Кузьмовну, страшно робится!

Бродский и Лесненко расхохотались.

— А вы? — Елена обернулась ко мне.

Ромашкин, успевший захмелеть, объявил во всеуслышание:

— Я восхищен Еленой Павловной! Это обворожительная женщина! Она будет врачом в отряде!

Я с удивлением посмотрел на свою соседку.

— Вы — врач? Нам нужны врачи, как воздух!

— В отряд идти я не могу, — решительно заявила Елена. — Как врач я нужна армии, фронту…

— Странно и непонятно, — сказал я.

Перед концом ужина появился гармонист, в далеком углу кто-то умоляющим голосом просил:

— Ниночка… душка… один вальсок!

Я вышел во двор. Пахнуло лесной свежестью. В черном голубом небе горели лучистые звезды. В конце улицы, там, где расположился Ямпольский отряд, звенели наковальни: ездовые собрали местных кузнецов, и они ковали коней.

В квартире Гудзенко сняла люстра. Там тоже веселились. Я направился к его дому. Окна всех квартир поселка были освещены, на улице и по дворам слышался оживленный говор, группы партизан стояли тут и там, попыхивая цигарками, слышались смех и шутки. Люди радовались близкой весне, своей силе.

На улице появился обоз, впереди ехал всадник.

— Кто едет? — не различая лица верхового, окликнул я.

— Анащенков! — с важностью ответил боец, узнав меня по голосу. — Везу снаряды.

Вася остановился и не без гордости заявил:

— Сейчас около тридцати возов да до обеда привезли двадцать, а считая от начала, не менее двух с половиной тысяч доставили!

Лемешовские жители вот уже вторую неделю перевозили содержимое анащенковых складов. Сам Анащенков, разъезжая на своем мохнатом меринке, руководил этим делом.

— Да, партизаны — тоже армия, — вслух произнес я, вспомнив Елену Павловну.

Всю неделю Фомича посещали новые люди. Многие из них, соблюдая конспирацию, приходили на лесокомбинат вечером, а к ночи уже уезжали, другие, наоборот, задерживались на день-два, приводили себя в порядок, а потом, сопровождаемые хорошо сколоченной группой, исчезали. Фомич кропотливо насаждал подпольные организации по селам, настойчиво искал связей с партийными центрами в соседних районах.

В начале марта лесокомбинат посетило человек пятнадцать военных. Все на резвых конях, вооруженные автоматами и клинками, одетые в длинные шинели, они появились на улице в середине дня. Впереди ехал стройный, лет двадцати шести красавец. Лихо неся на плечах голубой башлык и заломив над чистым розовым лицом кубанку с малиновым верхом, он на ходу знакомился со встречными, добродушно со всеми подшучивал, и уже через четверть часа хинельские партизаны знали, что это старший лейтенант Покровский, командир нового отряда ворошиловцев.

Собранный почти весь из военнослужащих, временно проживавших в курских селах, отряд Покровского начал действовать накануне двадцать четвертой годовщины Красной Армии и уже утром, то есть двадцать третьего февраля, стоял в районном центре Курской области, в Хомутовке. Изгнав гитлеровцев из района, Покровский в течение нескольких дней сколотил батальон. Пятьсот бойцов, двадцать станковых пулеметов и две пушки обрушили свой огонь на гитлеровцев. Немецкие гарнизоны были загнаны в город Льгов, который находится в восьмидесяти километрах от Хинели.

Покровский гостил у нас часа два. Целью его приезда было установить связь и взаимодействие с другими отрядами и получить свежие данные о противнике.

Покровский обратился ко мне с просьбой обменяться снарядами. Оказалось, что он захватил у немцев большое количество снарядов, но не имел немецкой пушки. У меня много было русских и очень мало немецких снарядов. Порешили на том, что я передам немецкую пушку Покровскому, а он даст мне русскую.

На следующий день после отъезда Покровского в лесокомбинат приехал другой видный руководитель партизан.

Придя утром к Фомичу, я застал у него высокого, лет под сорок, человека. Бледное, продолговатое лицо с длинным, чуть сгорбленным носом, сильным подбородком, строгая сдержанность в манерах делали этого человека заметным и отличали от других.

— Сабуров, — сказал он, подавая мне руку.

— Командир отряда, — добавил Фомич, — он только что из Брянского леса.

Сабуров прибыл к нам для установления связи. Из его скупых сообщений мы узнали, однако, очень многое.

— Имею хорошо вооруженный отряд, — говорил Сабуров, — организовал в двадцати деревнях самооборону. Районный центр Суземка, как и весь район, от гитлеровцев свободен. Брянский лес в этом районе для немцев недоступен.

Сабуров помолчал, раздумывая, а потом тихо добавил:

— Имею радиостанцию и постоянную связь с центром, с Москвою…

Последнее сообщение подействовало на нас сильнее всего. Мы мечтали о том, чтобы установить связь с Большой землей, и не могли себе в то время представить, что где-то вблизи есть партизаны, ежедневно связанные со столицей. Это казалось тогда настолько необычайным и замечательным, что Сабуров сразу вырос в наших глазах. Однако Фомич не терялся. Ему также было чем блеснуть перед столь необыкновенным гостем. Развернув карту, он начал говорить:

— Мы занимаем, — Фомич ткнул карандашом в карту, — Эсмань и Хомутовку. Наши силы: два Ворошиловских отряда, отряд Красняка, Севский, всего до двух тысяч, хомутовцы уже имеют до двух сотен партизан, а мой Эсманский состоит из трех групп, каждая по две сотни… Успехи налицо: мы блокировали Севск, Ямполь и Середино-Буду. Наши отряды контролируют по крайней мере половину Глуховского, Льговского и Канышевского районов. Подступы к Хинельским лесам, — продолжал Фомич, водя карандашом по карте, — оберегают тысячи партизан. Я прошу вас, — повернулся он к Сабурову, — сообщить об этом в Москву, Центральному Комитету партии.

Справляясь со своей картой, Сабуров делал на ней пометки, записывал фамилии командиров.

В тот же день он уехал, сказав, что отряд его в настоящее время находится в глубине Брянского леса, севернее Суземки. Сведения, полученные от Сабурова, имели для нас большую ценность, — они раздвинули наш горизонт еще на сотню километров. Отрадно было сознавать, что и у нас, партизан, имеется нечто вроде тыла, в виде партизанского края в крупных лесных массивах.

— Силы наши растут, — выражая волновавшие всех нас чувства, сказал я Фомичу, когда мы распрощались с Сабуровым.

— Да, это — начало массового партизанского движения, к которому призывает нас ЦК партии, — сказал Фомич, и глаза его молодо загорелись.