Михаил Наумов - Хинельские походы

Утром решили обстоятельно разведать обстановку и перешли на новое место, остановились среди густых зарослей молодого березняка; березки уже распустились, и веселый ветерок играл пахучей листвой на их вершинах.

Под деревьями — зеленые лужайки, поросшие густой травой и цветами.

Голодные партизаны принялись рвать щавель. Однако щавель выручить нас не мог, поэтому пришлось пойти на хитрость: мы собрали в одну боевую группу всех партизан, носивших немецкую форму. Им поручили раздобыть хлеб и другие продукты. В группу вошли все мои артиллеристы и половина взвода Буянова, Командовать ею взялся Фисюн.

В новеньких зеленых мундирах и устрашающих жандармских киверах ребята направились в Родионовку.

К полудню они пригнали две фуры с хлебом и корову. Главную роль в операции исполняли несколько мордвинов, изъяснявшихся по-своему. Ими руководил Инчин. Полицейские и доносчики приняли нашу группу за мадьяр, но все же сочли благоразумным не попадаться на глаза отряду. Настроение у всех поднялось, особенно после того, как в ведрах над кострами закипел мясной суп.

Отряд отдыхал весь день. Вблизи стоянки бежал звонкий родник. Партизаны с наслаждением припадали к нему, а потом умылись, принялись за стирку. Привели в порядок раненых, перевязали их.

Угрюмые леса, панический страх, духота болотных испарений — все это осталось позади, как дурной сон. Только одна новость омрачила этот весенний день: разведка сообщила, что попавший к гитлеровцам Митрофанов расстрелян.

— Да будет ему земля пухом, — сказал Лесненко. — Я, грешным делом, посчитал своего командира предателем.

Вечером, когда закатное небо потускнело и на лесной опушке стало прохладно, Эсманский отряд быстрым шагом пошел по открытому сухому полю. Впереди колонны, метров за сто пятьдесят, шел лейтенант Инчин, в левой руке он лес компас, в правой — готовую к действию гранату. За ним шла группа артиллеристов, усиленная двумя десятками пулеметов. Раненых разместили на фурах, добытых при продовольственной операции. Отряд шел до линии железной дороги, ведущей с Михайловского Хутора на Унечу. Затем мы повернули в обход болотистой лощины по азимуту, потом прошли между двумя селами, и так — всю ночь, строго соблюдая угловые склонения и вычисленные по карте расстояния.

Цель марша заключалась в том, чтобы кратчайшим путем, обходи все населенные пункты и гарнизоны противника, достичь Брянского леса.

Успех дела зависел теперь от искусства вести отряд по азимуту «сквозь игольное ушко». Эту науку — ходить без дорог по азимуту — в отряде знали двое: я и Инчин. Пользуясь транспортиром и циркулем, мы вычислили и записали угловые величины азимута, расстояния от ориентирных мест. Считали точно, вплоть до введения поправок на магнитное склонение.

Рядом с Инчиным шагали два партизана. В их обязанность входили подсчет шагов и запоминание очередных ориентиров.

Первая группа должна была прорубиться сквозь любое встречное препятствие и вывести отряд в зону Брянского леса.

Шли всю ночь и весь следующий день, минуя хуторки и обходя села. В небе кружили самолеты, мы прятались от них в сосновых посадках, разбросанных тут и там на песчаных буграх.

Во второй половине дня наткнулись на гитлеровский лагерь, расположившийся на берегу большого пруда. Все поголовно купались и совсем не ожидали партизан с юга. Наша колонна с хода ошпарила их ураганным огнем из пятисот стволов. Солдаты, выскочив из воды, побежали за реку Чернь, сверкая голыми пятками.

Парусиновый городок, новые шинели, одеяла, оружие и туго набитые душистым табаком и пахучей парфюмерией ранцы стали нашей добычей. Все, кто бросил в Неплюевских лесах одежду, снова были одеты.

К исходу дня мы перешли шлях Голубовка — Знобь-Новгородская. Ночевали в лесных хуторах и тут узнали, что обе Зноби и Старая Гута заняты противником, отряды Ковпака находятся где-то под Путивлем, Гудзенко с Покровским ушли в рейд по Орловской области, а в селе Улица, где мы стояли месяц назад, хозяйничают гитлеровцы, Пришлось нам возвращаться на свои зимние квартиры в Герасимовке, лишенной каких-либо продовольственных запасов.

Через день, выполняя задачу райкома, первая группа разгромила гарнизон гитлеровцев и полицейских в селе Улица. Гарнизон защищался отчаянно, но не устоял против нашего неожиданного и точного удара. Ползком, с гранатами в руках, партизаны подбирались вплотную к противнику и гасили стреляющие из дзотов пулеметы.

При поднявшемся солнце я увидел улицы и огороды, усеянные трупами гитлеровцев. Мы захватили много оружия и боеприпасов, продовольствия же оказалось мало: несколько коров, два мешка с мукой, два воза с зерном — вот и все, ради чего группа с таким мужеством таранила гарнизон, превосходивший наши силы втрое да еще укрепленный дзотами.

— Это не бой, — говорил Инчин, — а какая-то адская работа по истреблению гитлеровцев.

— К черту такую войну! Пузом да зубами доставать каждый пуд хлеба!

— Не желаем воевать без техники!

— Даешь Хинель! Сегодня же, братва, на Хинель! — заявили многие бойцы и командиры. — Если не поведете вы, капитан, уйдем сами, поднимем пушки, будем брать районы.

Тут, в Улице, прорвались недовольство и злоба, связанные с нашим разоружением.

— Даешь военный отряд!

— Уйдем к Покровскому, к Гудзенко!

— Довольно подчиняться паникерам! — раздавались возмущенные возгласы в каждом взводе, и стоило немалых усилий погасить внезапно вспыхнувшее возмущение.

Я обещал, что мы обязательно вернемся в Хинель и поднимем оставленную там военную технику.

Второй раз ушли мы из Хинельских лесов, гонимые силой, превосходящей нашу по меньшей мере раз в двадцать.

И вот мы снова в Брянском лесу. Продовольственных запасов здесь не было никаких, — нам нечем было питаться… Выходы из Брянского леса на юг и восток в богатые хлебом районы Сумской и Курской областей оказались запертыми. Юго-восточные подступы к лесам обложила осадная фашистская армия. Пятьдесят тысяч салашистских солдат и офицеров сидели в подлесных селах, обращенных ими в опорные пункты обороны. Самолеты противника сбрасывали бомбы. Артиллерия обстреливала поля и лесные опушки, посевы вокруг лесов скашивались и вытаптывались табунами коней. Вокруг партизанского края создавалась так называемая зона опустошения, зона голода.

Покинув испепеленные врагом жилища, люди бежали в лес. Гитлеровцы продолжали укрепляться на занятых ими позициях. Они строили мощные дзоты, рыли траншеи, оплетались проволокой. Все, что мешало обстрелу, безжалостно выжигалось. Там, где недавно стояли милые сердцу белые хаты, теперь дымились развалины. Вишневые сады и пасеки начисто были уничтожены.