Михаил Наумов - Хинельские походы

И я рассказал ему о гибели моего коня и о взрыве моста. Через полчаса, поговорив по душам, мы решили переплыть Гнилую Липу и вместе идти на восток, через горы, вдогонку нашим частям.

У Баранникова не хватило сил пристрелить своего коня. Пришлось сделать это мне.

— А теперь пойдемте, — сказал Баранников, — чего уж боле. Друга я лишился…

Над Днестром опустилась карпатская ночь. У переправы пылали костры, гудели моторы, сверкали фары. Войска врага прибыли и встали на западном берегу. А на восточном тщетно разыскивали тех, кто лишил их удобной и скорой переправы.

Мы бросились в холодные волны Гнилой Липы и вскоре выплыли на ее восточный берег. Отдохнув с минуту, мы поплелись в туманный мрак, в горы, отрезанные от своих.

Много рек переплыл я с Баранниковым, тысячу километров прошли мы полями, лесами, болотами, пока не стали партизанами.

…Долго сидел я над Десной, погруженный в воспоминания. В памяти проносились картины тяжелых ночных скитаний, лишения, походы и бои в тылу противника.

Я очнулся, когда меня окликнул Инчин.

Разведка донесла, что возле моста, кроме паромщиков, никого нет.

Хозяева этих чудесных мест — партизаны-кошелевцы — где-то за рекой, в задеснянских селах.

Подгоняемые желанием отдохнуть и подкрепить свои силы, мы поспешили к переправе. Мне казалось, что она где-то здесь, совсем близко, в действительности же мост находился в шести километрах от нас. Освещенные полной луной, мы начали бесшумно взбираться на высокую насыпь.

Прямой рельсовый путь, прорезая леса, пришел сюда из Хутора Михайловского и устремлялся за реку, в Белоруссию.

Собрав потеснее колонну, я пошел по мосту. Внизу, сразу же за решетками панелей, с головокружительной высоты виднелось гладкое зеркало реки. В его спокойную гладь смотрел белый лик луны. Противоположный берег как будто отодвинулся и тонул в бледном сиянии. Посередине моста ферма круто нырнула вниз. Река, рассекаемая изуродованным железом, ворчала, как живое существо.

Мы спускаемся ей навстречу. Медленно сползаем, рискуя сорваться в темную пучину. Шаткий мостик лежит на рыбачьих лодках. По гибким скрипучим доскам я добираюсь до противоположной обрушенной фермы и лезу по ней наверх. Затем опять горизонтальный настил и снова осторожное, кошачье сползание по почти отвесному спуску навстречу ворчливому течению. За шатким мостом очередной подъем по стальной ферме. Голова кружится, когда взглянешь вниз, на темную реку. Почему-то ждешь, что вот-вот полоснут с той стороны пулеметы и положат всех нас на железных подмостках.

Через несколько минут пахну́ло в лицо теплым воздухом и густым ароматом цветущих яблонь. Тяжело вздыхающая река позади. Легко и приятно идти по земле.

К утру мы вошли в село Погарского района Витемлю. Оно стоит на берегу затейливо изгибающегося озера.

До половины дня — сон и полный отдых под охраной кошелевцев. Все местные мужчины — партизаны Василия Ивановича Кошелева.

Население отзывалось о нем с заслуженным восхищением. С горсточкой своих мужественных воинов, подобно гордому соколу, пари́л он над степной равниной, подстерегая зарывшегося в землю врага. Немецкие гарнизоны Трубчевска, Погара и Почепа трусливо выглядывали из своих нор, не смея войти в соседние села.

Кошелев нуждался в подкреплении.

Расквитаться с предателями, очистить родное село от оккупантов, восстановить в нем советские порядки — заветная мечта и дело чести местного партизанского отряда. Тем более, если дело шло о райцентре или городе. Даже у прославленных партизанских генералов такая операция, как очищение района от оккупантов, считалась делом особой воинской доблести. Всякий неизвестный дотоле партизанский отряд, сумевший занять свой районный центр, получал всеобщее признание. Командир такого отряда приобретал неписаное право на самостоятельные сношения с крупными отрядами и даже со штабами партизанских объединений, как равный с равными.

Но самое главное для отряда заключалось в том, что он завоевывал в этом случае симпатии населения, которое в большинстве своем превращалось в партизан. И тогда как бы сами собой обрывались линии связи, горели мосты, разрушались гребли, рвались на шляхах под машинами оккупантов мины, и на каждом шагу подстерегала фашистов партизанская пуля.

Понятным было мне желание молодого командира погарских партизан Кошелева как можно скорей ворваться со своими отрядами в город Трубчевск и в неравной схватке победить или погибнуть… Среди партизан-кошелевцев немало было таких, которые имели личные счеты с трубчевскими предателями, и кровь загубленных предателями семей взывала к мщению.

Кошелев был готов к штурму трубчевского гарнизона, но боялся удара в спину со стороны погарского и стародубского гарнизонов гитлеровцев. Он просил меня:

— Создайте угрозу противнику в направлении на Погар и Почеп! Не допускайте захвата врагом переправы через Десну — единственного нашего пути отхода в Брянский лес!..

Этот проект вполне соответствовал и моей задаче.

Подписав оперативный план, мы двинулись из Витемли каждый по своему направлению: Кошелев — на восток, к Трубчевску, я со своим отрядом — на запад, к Погару.

Сделав рейд по Погарскому району, наш отряд остановился под Погаром, заняв несколько селений на восточном берегу реки Судость. Мы занялись вылавливанием полицейских и предателей-старост, реквизицией их имущества: скота, лошадей, запасов хлеба. Всё, что оказалось в заготовительных пунктах, стало нашим.

И снова, как в апреле, мы двинули теперь обозы с побережья Судости к Брянской армии. Через Десну мы переправляли их на паро́мах, сделанных кошелевцами у взорванного моста. Оттуда обозы шли на станцию Белая Березка, где и погружались в вагоны.

Выполнив задание райкома за Десной, мы через десять суток возвратились в Герасимовку. Нормальная жизнь в отряде наладилась. Но эсманцев всё же тянуло в родные края, в Хинель, где была оставлена боевая техника. Что там, в Хинели? — этого никто не знал.

Три разведывательные группы эсманцев, отправленные на разведку Хинельских лесов, пока мы находились за Десной, возвратились ни с чем. Оборонительную полосу осадной армии преодолеть не удалось. Севско-Новгород-Северский шлях ежеминутно освещался в ночное время ракетами, простреливался осветительными пулями из пулеметов. Противник, обративший села в свои опорные пункты, выставлял дополнительные посты — секретные засады.

Среди эсманцев ходило немало слухов о невыносимых условиях, которые сложились в Хинели для партизан, но все же слухи, по ироническому выражению Инчина, источником своим имели вездесущую «ОБС» (одна бабка сказала).