Михаил Наумов - Хинельские походы

— «Ну, что ж теперь мы будем делать? — сказал Тарас, смотря прямо ему в очи», — медленно и четко прочел Анисименко, обводя взглядом слушателей.

— «Но ничего не знал на то сказать Андрий и стоял утупивши в землю очи.

— Что, сынку, помогли тебе твои ляхи?

Андрий был безответен.

— Так продать? продать веру? продать своих? Стой же, слезай с коня!

Покорно, как ребенок, слез он с коня и остановился ни жив ни мертв перед Тарасом.

— Стой и не шевелись! Я тебя породил, я тебя и убью, — сказал Тарас и, отступивши шаг назад, снял с плеча ружье…»

Анисименко поднял голову, пальцем прижал то место в книге, на котором остановился, и сказал, обращаясь к слушателям:

— Сто лет назад написана эта книга, товарищи… Три века назад жил и боролся с врагами родины гоголевский Бульба с сынами… Слушайте дальше:

— «Бледен, как полотно, был Андрий; видно было, как тихо шевелились уста его и как он произносил чье-то имя; но это не было имя отчизны, или матери, или братьев — это было имя прекрасной полячки. Тарас выстрелил.

Как хлебный колос, подрезанный серпом, как молодой барашек, почуявший под сердцем смертельное железо, повис он головой и повалился на траву, не сказавши ни одного слова…»

— Родного сына убил! — воскликнул Баранников, ударяя шашкой о землю.

— И правильно сделал, — негромко заметил Петро и попросил не перебивать чтения.

Прочитав строк десять, Анисименко остановился и сказал:

— Мы подлого труса и предателя расстреляли… А вот Гоголь рассказывает нам, как за измену родине отец сына своего убил! И мускулом не дрогнул!

— «Батько, что ты сделал?» — читал дальше Анисименко.

— «Это ты убил его? — сказал подъехавший в это время Остап.

— Я, сынку, — сказал Тарас, кивнувши головою.

Пристально поглядел мертвому в очи Остап. Жалко ему стало брата и проговорил он тут же:

— Предадим же, батько, его честно земле, чтобы не поругались бы над ним враги и не растаскали бы его тела хищные птицы.

— Погребут его и без нас, — сказал Тарас: — будут у него плакальщики и утешницы».

— Понимаю! — себе самому сказал Баранников. — Родина Тарасу дороже сына была…

Долго читал комиссар Гоголя, и никто не ушел до тех пор, пока он сам не закончил чтения на том месте, где заучат над Днестром мужественные и гордые слова казачьего атамана:

«Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая бы пересилила русскую силу!..»

Партизаны разошлись, но и в шалашах, попыхивая цигарками, они еще долго повторили слова Остапа: «Батько! где ты? Слышишь ли ты?» — и отвечали себе так, как ответил сыну Тарас:

«Слышу!»

И мысли всех устремились к Москве, к великой матери, которая слышала всех и знала, сколь сурова в тяжка борьба и жизнь партизан, сражающихся за великую Советскую Родину в тылу фашистских захватчиков.

Миновали душные ночи июля, пронеслись золотые дни августа, пришел урожайный сентябрь, улетели на юг косяки пернатых гостей, и вдоль сизо-розовых опушек, над побуревшими полянами потянулась шелковистая паутина — признак погожей осени.

В борьбе против захватчиков и их прихвостней прошли три месяца в Хинельском лесу. Одни, отрезанные от Брянской лесной армии, без флангов и тыла вели мы свою малую войну на территории ближайших районов.

Несколько групп разведчиков, высланных нами в Брянский лес с донесением, не вернулись. Одни, как группа Пети-моряка и политрука Юхневича, трагически погибли при попытке прорваться к нам из Брянского леса, другие, как Фисюн или группа Инчина, пропали без вести…

Только зарева пожарищ да отдаленный, еле уловимый по утрам гул артиллерийской канонады говорили о том, что Брянская армия жива и не прекращает борьбы.

Разведчики Севского отряда ежедневно подсчитывали гробы в Середино-Буде и в Севске; солдаты и офицеры осадной армии, не овладев Брянскими лесами, гибли от партизанских пуль и подрывались на минах — количество березовых крестов вокруг Брянского леса продолжало увеличиваться.

Осадная армия имела еще достаточно сил для того, чтобы не пропускать к нам в Хинель связных и разведчиков. Мы продолжали действовать в отвоеванной нами полосе на свой страх и риск, руководствуясь указаниями партии и революционной совестью.

Много было проведено нами и дерзких налетов, и боевых операций, мелкими боевыми группами и всем отрядом, пока села всех четырех прилегающих к Хинельским лесам районов не были окончательно очищены от гитлеровских ставленников и самих оккупантов. Сельские и волостные управы отступили в районные центры, коменданты перешли сначала на «полулегальное» жительство, завели конспиративные квартиры в наиболее удаленных от Хинели селах, а потом вынуждены были и вовсе ретироваться в Севск или Глухов…

Четыре миллиона пудов хлеба, которые мечтал собрать гебитскомиссар Линдер в северной части «своего» округа, большое поголовье лошадей, скота, а также рабочая сила, предназначенная для угона в Германию, — всё это осталось на месте. Последние эсэсовские отряды были угнаны из Сумской и Курской областей на фронт, под жернова сталинградской мельницы.

Пользуясь возможностью заложить в Хинельском лесу продовольственную базу, Артем Гусаков перевез с Севского шляха все бензоцистерны и бочки, заполнил их пшеницей и закопал в земляных амбарах. Сотни мешков с мукой он затопил в заводях речки Ивотки, находя, что лучшим способом предохранения муки от сырости является хранение ее на дне реки, под водою…

Первая группа выросла и окрепла. Каждый взвод реорганизован был в роту, кавалерийская группа — в эскадрон.

Снова обзавелись артиллерией, минометами, в несколько раз увеличилось число пулеметов.

Под крылом нашего отряда вырос новый, Хомутовский отряд, которым командовал житель села Доброе Поле — Шупиков. Вырос и возмужал второй Севский отряд Михаила Коновалова. В Хинельском лесу снова насчитывалось около шестисот народных мстителей, и мы с нетерпением ожидали возвращения из Брянских лесов остальных Хинельских отрядов и снова готовились к защите отвоеванного нами края.

Из данных нашей разведки и сведений, полученных от населения, мы знали, что жандармские и полицейские формирования городов Глухова, Рыльска, Севска и Ямполя готовят соединенными силами карательную экспедицию на Хинель. Тысячный отряд противника формировался в Глухове.

Наша конная разведка неусыпно следила за этой силой. Петро Гусаков сообщил, что передовой отряд карателей, проследовав через Эсмань, занял село Муравейная. Разграбить, а потом сжечь большие села Хинель и Хвощевку, расправиться с семьями партизан в Барановке и в других селах — вот о чем мечтали собравшиеся головорезы.