The Rolling Stones. Взгляд изнутри

Чтобы заменить меня, Бернару пришлось взять на работу сразу двух человек. Все-таки я был разносторонним специалистом. Хотя и эти двое, Жан-Пьер Буртэр и Марк Экзига, долго в «УЭА» не продержались. Их первым решением на моей бывшей должности стало подписание контрактов со многими артистами, которых я когда-то привел на лейбл. Филипп Лавиль, который тут же произвел фурор песней «Il tape sur des bambous», Эрве Кристиани, получивший золотой диск за альбом «Il est libre, Max», и Жан-Жак Гольдман, самый продаваемый певец Франции 80-х. Чутье на таких артистов, несомненно, вызывает уважение.

Голдмана я подписал скорее случайно, поначалу нацелившись не на него, а на его коллегу по группе Taï Phong Хана Маи. Одним вечером 1974 года этот молодой вьетнамец заявился ко мне в офис со своим творчеством. Обычно я говорю таким людям записаться на встречу и отправляю их куда подальше, но тогда я пребывал в добром расположении духа. Настолько добром, что согласился послушать его перевернутую задом наперед, перекрученную и лишенную вступлений пленку и не выкинул парня за дверь! Нет-нет, я проявил милосердие и сразу же обратил внимание на песню «Sister Jane». В скором времени она стала первым хитом Жан-Люка Гольдмана.

Если честно, то я не всегда был таким дальновидным. Например, я отказался подписывать Boney M, которых тогда еще моя жена Нану преподнесла мне на блюдечке с голубой каемочкой. Я очень невнимательно их послушал как-то вечером, да еще и в плохом настроении. Также я захлопнул дверь перед носом у Алена Башунга, потому что он курил слишком много травы. «Такое нам не нужно», — сказал я тогда. Звучало, должно быть, смешно, учитывая, чем сам я регулярно забивал себе ноздри. В общем, в этой профессии всегда найдется место и взлетам, и падениям. Меня, кстати, ожидал очередной взлет, но пока что я об этом не знал.

К счастью, The Rolling Stones продолжали трудиться на студии, а я пользовался новообретенной свободой безработного, чтобы проводить с ними время. В том, что мои отношения с группой теперь никак не касались «УЭА», были свои плюсы.

Через месяц после увольнения я встретился с Миком и Брюно Дюкураном. Брюно был близким другом Жана Мареска, но нас больше интересовало то, что он также делал отличные фотографии и был талантливым художником-графистом. Для фотографий обложки нового альбома «Emotional Rescue» Брюно предложил использовать термографию. Эрл Макграф встретил предложение с восторгом, но Мик был настроен скептически и взял время на размышления. Он снимал квартиру в 16-м округе Парижа, на набережной Сены. Мы заехали за ним перед тем, как отправиться в студию, и после обстоятельного разговора Мик все же согласился на предложение Брюно.

Идея оказалась не самой удачной. Обложка вышла плохая и точно не служила дополнительным стимулом к покупке альбома. Как мне поведал Мик, из-за нее Эрла Макграфа даже уволили из «Роллинг Стоунз Рекордс». Довольно радикальное, на мой взгляд, решение, ведь обложка также ничуть не мешала альбому успешно продаваться.

Но пока что Эрл все еще был с нами, и слава богу, ведь именно он от имени группы предложил мне мою первую после «УЭА» работу. Они с Миком хотели, чтобы я проконтролировал действия «ЭМИ» в рамках выпуска нового альбома. Разумеется, я принял предложение и не заламывал цену за свои услуги. За 2500 долларов я был в их полном распоряжении. Мик согласился, и так я снова приступил к работе на мою любимую группу.

Альбом «Emotional Rescue» не стал украшением дискографии The Rolling Stones, что было вполне очевидно, однако на нем все же есть запоминающиеся песни, в частности песня с одноименным названием. Я был удостоен чести присутствовать на финальном монтаже этой композиции в компании Мика, Криса Кимми и ассистента. Она длилась десять минут, которые предстояло урезать до пяти, чтобы ее можно было давать в радиоэфир. Очень тонкая работа. Некоторые сегменты приходилось разбирать такт за тактом. Процессом руководил Мик, указывая, какие отрезки следовало оставить. За мишурой образов представителя высшего общества и рок-звезды люди часто забывают о том, что Мик — первоклассный музыкант. В тот вечер он не оставил в этом никаких сомнений, и я все видел собственными глазами.

Конечно, работа на группу была единоразовой, и мне предстояло подыскивать что-то другое, чтобы полноценно компенсировать уход из «УЭА». Но одно я знаю точно: новый работодатель мне очень понравился.

Работать на The Rolling Stones — самое престижное дело в мире, способное польстить чьему угодно самолюбию, но прокормиться на 2500 долларов я не мог, тем более что за годы роскоши в «УЭА» привык к определенному уровню материального достатка.

Признаюсь, я был несколько удивлен, не заметив у двери моего дома очереди желающих дать мне работу. Я думал, что давно всем доказал, на что способен, но, видимо, этого было недостаточно для того, чтобы меня хотели оторвать с руками. Хотя если честно, то помимо репутации работящего и компетентного человека я был известен и менее положительными вещами. Во-первых, кокаин. Нельзя сказать, что в нашем деле это было редкостью: белыми воронами считались скорее те, кто использовал свой нос исключительно для дыхания. Но я пользовался репутацией большого любителя белого порошка, а это уже могло отпугнуть потенциальных работодателей. Общество очень быстро занесло людей с наркотической зависимостью в категорию ненадежных. Тут как с расизмом: достаточно пары заблудших овец, чтобы заклеймить позором весь вид. Помимо этого возмутительного предрассудка я также пользовался славой амбициозного человека с закаленным характером. А это отпугивало еще больше.

Так что предварительные контракты, которые я подписывал с лейблами «Си-би-эс», «ЭМИ» и «Полидор», ни во что конкретное не переросли. А так как я не хотел провести остаток жизни в ожидании снисходительного работодателя, пришлось брать дело в свои руки.

Очень кстати мне подвернулся Альбер Коски с предложением организовать мой собственный лейбл и отдать 20 % популярному продюсеру Марку Зермати, который больше всего был известен в мире панк-музыки и в музыкальном андеграунде. Он поработал с такими исполнителями, как The Police, The Clash и Крисси Хайнд, и мог привнести в наше дело прекрасно звучащие нотки современности. Он был открыт всем новым музыкальным направлениям и, в отличие от меня, превосходно в них разбирался, а я обладал опытом работы в музыкальной индустрии, которого так не хватало ему. Мы удачно друг друга дополняли, особенно учитывая, что Альбер не мог уделять нашему проекту много времени: у него и в «ККП» дел хватало.

Первый наш разговор состоялся в 1980 году в Каннах на музыкальной ярмарке «Мидем», и в скором времени мы создали лейбл, частично позаимствовав название у лейбла «Скайдог», открытого Марком, и назвавшись «Андердог». Марк близко общался группой художников-графистов «Базука», одними из тех, чьими именами пестрили журнальные рубрики «актуального в искусстве». Чтобы придать нашему детищу «клевый видок», мы попросили одного из них, Лулу Пикассо, сделать нам логотип и бирку для пластинок. Несмотря на неплохо продвигавшиеся переговоры с Эдди Барклаем, я все же решил подписать контракт с другим дистрибьютором из Оверни — Клодом Каррьером. Широкой публике он был не так известен, как Барклай, но при этом являлся настоящей легендой французской музыкальной индустрии. Имелось у него и другое преимущество: Нану, моя бывшая жена, была одной из его главных помощников.