Василий Авченко - Фадеев

В январе 1934 года в Хабаровске Фадеев участвует в работе XI Дальневосточной партконференции, призывает литераторов активнее и глубже осмысливать дальневосточные темы. Об этом он будет говорить и в Москве, и призыв услышат: на Дальний Восток писатели поедут целыми ротами. Павленко напишет «На Востоке», Фраерман — «Дикую собаку Динго», Кетлинская — «Мужество», Погодин — «Падь Серебряную», Чумандрин — «Бикин впадает в Уссури», Долматовский — цикл стихов…

Фадеева избирают в состав Далькрайкома и дальневосточной делегации на XVII съезд ВКП(б) — «съезд победителей», он же «съезд расстрелянных». Покидая Хабаровск, писатель берет на себя ряд обязательств по вопросам хозяйственного развития региона. Уже в конце января Фадеев — в Москве. Работает на съезде партии, готовит съезд писателей…

Потом он снова поедет в родные края. Надолго. Думая, что — навсегда.

Сразу после Первого съезда писателей Фадеев едет на Дальний Восток во главе целой бригады: Рувим Фраерман, Петр Павленко, Антал Гидаш [255] Фадеев пытался «выписать» на Дальний Восток еще Луговского и Лидина, но не получилось. . Он проведет здесь почти год — с сентября 1934-го по август 1935-го. Оформил командировку от «Правды», надеялся завершить «Удэге». Обещал написать книги о Краснознаменной Дальневосточной армии, о Комсомольске…

В 1934 году Фадеев был в личном плане как никогда одинок. Называл себя «старым седым волком».

Не всё складывалось и в жизни неличной. В июне 1934 года в «Литературной газете» выходит статья Святополк-Мирского «Замысел и выполнение» с резко отрицательной оценкой «Удэге». Фадеева мучают мысли о своей необразованности, о том, что к тридцати трем годам сделано мало. В это междальневосточное лето в шашлычной у Никитских Ворот он случайно встретит бывшего партизана Ильюхова. Скажет ему о том, что хочет вернуться на Дальний Восток насовсем, позовет с собой… Либединский: «Обстановка, сложившаяся вокруг А. А. Фадеева ко времени первого съезда писателей, была настолько для него тягостна, что он все время твердил: „В пустыню, в пустыню!“ Он мечтал о долгой поездке на Дальний Восток…»

Фадеев всерьез думал о том, чтобы переехать в Приморье навсегда. В июле 1935-го говорил «Известиям»: «Писателю трудно плодотворно работать, живя преимущественно в Москве… Придя к убеждению о необходимости переменить обстановку, я решил уехать на Дальний Восток. Дальневосточный край — почти моя родина… Я решил не покидать родной прекрасный край, остаться в Дальневосточном крае, в Москву наезжать изредка». Фадеев завидовал Шолохову, жившему в Вешенской «в тесной близости с людьми, о которых пишет». В Приморье Фадеев хотел найти свои Вешки. «Совершенно свободный, несколько „разочарованный“, что меня красило, — я вернулся на родину с намерением навсегда остаться в крае», — скажет он потом. И еще: «Человек на середине между 30 и 40 годами — вполне уже зрелый человек… Но к тому времени он незаметно накапливает и немало житейского мусора. И в случае какого-то личного душевного кризиса у него появляется желание словно „начать все сначала“, вернуться к истокам своего жизненного пути, к юности…»

И вот писатели едут на восток. Павленко — комиссар Гражданской, будущий лауреат четырех Сталинских премий. Фраерман, партизанивший в Приамурье и уже писавший о Дальнем Востоке, хотя самая известная его вещь — «Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви» — еще впереди [256] В этой повести узнается Николаевск-на-Амуре. Прототипом главной героини Тани Сабанеевой стала дочь Фраермана от первого брака Нора Коварская. Она впоследствии долгое время работала на Приморском радио во Владивостоке, мои старшие коллеги хорошо ее знали. Потом Нора Романовна, как ее называли, эмигрировала в Израиль, умерла в Хайфе. . Гидаш — венгр, политэмигрант; Фадеев зовет его Анатолием.

28 сентября поезд прибывает в Хабаровск. Гидаш вспоминал, что писательская бригада сразу отправилась к редактору «Тихоокеанской звезды» — старому большевику и бундовцу Иосифу Шацкому, в 1932-м бравшему на работу в газету Гайдара. «Шацкий… чуточку смущенно, стараясь шуткой перебить свое смущение, спросил, как у нас с деньгами. И Фадеев… забормотал что-то. Но, кроме громкого „ха-ха-ха“, болтавшегося на кончике бормотания, так ничего и нельзя было понять. Шацкий встал. Поднялся и Фадеев. Видно, его беспомощные „значит“, „так сказать“, „словом“, „то есть“ и опять „так сказать“ оказались достаточно убедительными аргументами: Шацкий с радостью взял у нас стихи, рассказы, отрывки из романов и выписал гонорар» [257] Гидаш еще не знал, что несколько лет спустя встретится с Шацким на Колыме: «Шацкий смотрел на меня ласково-грустно. Он стал еще молчаливей, чем был в Хабаровске. А в общем был такой же. К окошку за баландой подходил без всякого волнения и не возмущался, когда из половника в его миску лилась только жижица. Таким, как Шацкий, гущи никогда не доставалось». .

У Фадеева в этот период с деньгами было плохо: гонорары за старые публикации потрачены, новых книг и пьес, которые могли бы идти в театрах годами и приносить постоянный доход, он не писал. «Временно вышел из „зажиточности“», — пишет он матери. Но при первой возможности отправлял ей деньги.

Писатели ездят по Приамурью. Встречаются с отцом и сыном Генрихом и Эммануилом Казакевичами [258] Э. Казакевич, будущий разведчик и автор знаменитой повести «Звезда», в 1932 году переехал из Харькова в Биробиджан. Работал бригадиром, инженером, начальником строительства городского Дворца культуры, председателем еврейского колхоза «Валдгейм», организатором еврейского молодежного театра ТРАМ, директором Биробиджанского государственного еврейского театра, председателем областного радиовещания на идиш. Его отец Генрих Казакевич, приехавший вслед за сыном, стал первым редактором газеты «Биробиджанер Штерн», существующей до сих пор. Э. Казакевич переводил на идиш пьесы советских и европейских драматургов, стихи Пушкина, Лермонтова, Маяковского. В Биробиджане вышел первый сборник стихотворений Э. Казакевича «Бирэбиджанбой» (Биробиджанстрой). В местном театре поставили его пьесу «Молоко и мед». , с энтузиазмом взявшимися за хозяйственное и культурное развитие только что образованной Еврейской автономной области. Чуть позже Фадеев «продвинет» старшего Казакевича в правление Дальневосточного отделения Союза писателей.

Лариса Казакевич, дочь автора «Звезды», вспоминала: «Осенью 34-го года молодой Казакевич встретился с этой группой писателей в тайге, у костра, где Фадеев жарил мясо на костре, и они пили кислое вино, закусывая жареным мясом… Фадеев, узнав, что папа перевел на идиш, в частности, „Во весь голос“ Маяковского, попросил прочитать. Когда он замолчал, все зааплодировали, а Фадеев сказал, что ритмика в переводе выдержана прекрасно, а потом подсел к Генриху Львовичу и сказал: „Хороший сын у тебя, Генрих, за такого краснеть не будешь“».