Давид Розенсон - Бабель: человек и парадокс

В конце обзора Норман пишет о том, что революционный угар проходит и писатели ощущают дискомфорт, а революционная литература испытывает кризис. И про Бабеля: «В пьесе Бабеля „Закат“ — лабиринт и замкнутый круг сомнений».

Еще одна большая статья — «Ицхак Бабель» — появилась в женском израильском журнале в 1938 году, ее автор Тамар Должанская, выпускница педагогической семинарии в Иерусалиме (теперь имени Давида Елина). Она переводила стихи и публицистику с русского на иврит, например русские стихи поэтессы Рахели, а также писала критические и общественные статьи и очерки, преимущественно в изданиях «Мапай» и «Гистадрута». В 1974 году в Иерусалиме, в издательстве «Библиотека-Алия», вышла составленная ею антология «На одной волне: еврейские мотивы в русской поэзии». Должанская была дочерью известного в Палестине врача. Доктор Должанский не только занимался медициной, но и много сил отдавал научным занятиям и общественной деятельности. Мечтой его жизни было открытие университета в Палестине. Некогда Должанский, делегат еврейских конгрессов, съездов, оперировал жену анархиста Махно, свирепствовавшего в Екатеринославской губернии. Махно заявил хирургу, что будет присутствовать при операции с револьвером в руке. И если операция не кончится, как надо, то он, Нестор Махно, прикончит его. Так вспоминал о профессоре Должанском журнал «Рассвет», одним из создателей которого был автор одесского романа «Пятеро» великий одессит Зеэв Жаботинский.

Итак, Тамар Должанская пишет в газете «Двар а-поэлет» — печатном органе Генерального совета женщин-работниц, выходившем с 1934 года (16.01.1938. Год вып. 4. № 10): «…Если Ремарк в книге „На Западном фронте без перемен“ стремился лишить войну между народами всякой романтики, то рассказы Бабеля играют такую же роль в отношении войны между братьями. Бабель пришел на поле сражений Гражданской войны прямо из еврейского гетто и остался и там верным сыном гетто».

Далее Должанская дает краткую биографию Бабеля, делая акцент на его еврейских занятиях до шестнадцати лет, и продолжает:

«В 1923 г. Бабель снова обратился к литературному творчеству и на этот раз был принят с большим воодушевлением и писателями, и широкой читательской публикой. Теперь рассказы Бабеля считаются одним из величайших художественных достижений новой русской литературы.

Жизненный путь Бабеля отражен в его произведениях. Каждая его строчка проникнута ужасом реальности. Рассказ всегда идет от первого лица. Рассказчик почти всегда — образованный сын гетто, усталый и беспомощный еврейский интеллигент. Бабель разворачивает перед нашими глазами весь путь развития этого типажа.

О детстве персонажа мы читаем в таких рассказах, как „История моей голубятни“, „Первая любовь“, „В подвале“, „Пробуждение“, которые по строению напоминают автобиографические рассказы М. Горького. Перед нами десятилетний мальчик, „ученый и слабонервный“, отпрыск галутной (галут — рассеяние [ ивр ]. — Д. Р. ), болезненной семьи. С детства его отупляют истерической подготовкой к экзаменам в государственную гимназию. Пять из десяти лет своей жизни ребенок мечтает иметь голубей и голубятню. Но в день исполнения его мечты начинается погром, и один из погромщиков бьет голубями по лицу мальчика и убивает птиц. „Я лежал на земле, и внутренности раздавленной птицы стекали с моего виска. Они текли вдоль щек, извиваясь, брызгая и ослепляя меня. Голубиная нежная кишка ползла по моему лбу, и я закрывал последний незалепленный глаз, чтобы не видеть мира, расстилавшегося передо мной. Мир этот был мал и ужасен“ („История моей голубятни“).

Мальчик растет, и его крошечный мир растет вместе с ним, но ужас этого мира не исчезает. Тень трудного детства неотступно следует за героем Бабеля и омрачает малейший свет радости».

Далее Должанская цитирует строки из «Первой любви», которых нет в каноническом русском издании; привожу их в моем переводе с иврита: «Теперь, вспоминая об этих мрачных годах, я нахожу в них начало губящих меня болезней и причину моего ужасного довременного увядания».

В этих рассказах уже есть все элементы поздней прозы Бабеля. С одной стороны, животная стихийная жестокость бессмысленной толпы, а с другой — жаркие, но безвольные мечты, ужас жизни, распад всех телесных и душевных сил. И между двумя этими сторонами лежит непреодолимая бездна.

«Ученый и слабонервный мальчик» вырос. С десятилетнего возраста он обречен на «ужасное довременное увядание». Под гнетом этого увядания он мечтает о том, что не может сбыться. В одном из рассказов Бабеля герою говорят: «Так вот — забудьте на время, что на носу у вас очки, а в душе осень. Перестаньте скандалить за вашим письменным столом и заикаться на людях. Представьте себе на мгновенье, что вы скандалите на площадях и заикаетесь на бумаге. Вы тигр, вы лев, вы кошка» («Как это делалось в Одессе»).

Так представляет себе Бабель образованного еврея до революции: на носу очки, а в душе осень. Сотрясение миров за письменным столом. На словах — бурный экстремизм, а на деле — «заикание», страх перед действительностью, страх перед жизнью, страх перед людьми.

Бабель ищет также другие черты человеческого характера и находит их «на дне» гетто, среди его воров и проституток. Не без симпатии он описывает их — и Беню Крика, и Любку Казак, — жестоких, циничных, беспощадных. Бабеля привлекает здоровье, проворство, самоуверенность этих отребьев общества, «скандалящих на площадях и заикающихся на бумаге», а порою изумляющих широтой своей дикой души. Бабель чувствует, как кипит и пульсирует кровь в жилах этих людей, понимает, насколько они ему противоположны, и хочет быть рядом с ними, как слабый льнет к сильному. В них Бабель находит что-то вроде компенсации за бессилие гетто, за собственную слабость.

Революция пробуждает в этом до времени увядшем образованном человеке надежду, воодушевившую тогда многих русско-еврейских интеллигентов, найти источники жизни не только «на дне» гетто. Вдохновленный этой надеждой, Бабель идет добровольцем в Красную армию. Теперь он больше не замкнут в гетто. Теперь перед ним открывается новый мир.

Начался новый период его жизни, описанный в его знаменитой книге «Конармия». Все рассказы этой книги отличаются особым лаконизмом, перед нами череда картин — художественных, достоверных, ужасных.

Первая встреча героя с новым миром описана в рассказе «Мой первый гусь». Этот мир неприветливо встретил гостя из вчерашнего гетто. Выяснилось, что бойцы за новую правду не слишком любят образованных людей и режут их за то, что они носят очки.

«Я… лег на землю, чтобы прочесть в „Правде“ речь Ленина на Втором конгрессе Коминтерна. <���…> казаки ходили по моим ногам, парень потешался надо мной без устали, излюбленные строчки шли ко мне тернистою дорогой и не могли дойти».