Михаил Ширвиндт - Мемуары двоечника

Миша и Дики

Не со всеми животными у меня складывались такие идиллические отношения. Был один случай… Или не рассказывать?.. Ну да ладно… Из жизни слова не выкинешь! В общем, подарили Ларочке цыплят. Штук десять маленьких желтеньких комочков! Прелесть! Жили они в каком-то вольере на террасе, и трогать их мне категорически запрещалось! Только мне!!! Кутя брал их в руки, выносил в сад, сажал на травку, а я — нет! Я еще маленький! Чего только я не делал, чтобы завоевать Ларочкино расположение! Я льстиво заглядывал ей в глаза, предлагал любую помощь, бегал по саду и ловил мух для ненасытных птенцов… И наконец день на третий заслужил! Мне было разрешено взять одного цыпленка и попасти его на травке рядом с домом, не отходя от крыльца дальше трех метров. О радость! Я, как заботливая куриная мать-наседка, не отходил от своего чада, сыпал ему зернышки, подкладывал мушек… как вдруг цыпленок сорвался с места и побежал! Он с бешеной скоростью мчался прочь от дачи, а у нас с ним лимит 3 метра. Я рванул за ним, вот он уже близко… и тут цыпа остановилась! Ни до, ни после я не видел такого торможения! Ни в живом мире, ни в мире техники! Вот он несется… и вот, раз — и стоит! А как же законы ускорения и торможения? — спросите вы. Что ж, отвечу: а хрен их знает! Птичка бежала-бежала и встала! Но я-то не птичка! Я так не умею. Я чту Декарта и Ньютона… В общем, не затормозил! И с разбега наступил сандалькой на цыпленка!

Ларочка — хозяйка цыплят

…Он не упал, он даже не пискнул, он сделал как-то так: «У-у-х» и немножко сплющился. Не знаю, какое чувство возобладало во мне больше, жалость к птичке или ужас перед расплатой, но я схватил цыпленка в руки, слепил его обратно в комочек, бросился на террасу и поставил в вольер, крикнув Ларочке: «Птичка дома!»

И он меня не подвел! Лара подошла, а мой цыпленок стоял, покачиваясь, среди других птиц, а упал он позже, когда никто не мог определить, чей это воспитанник! И все это не смешно, и я до сих пор переживаю эту мини-трагедию… Но что я мог поделать — он нарушил законы физики!

Постепенно мы росли, появлялись первые робкие прыщи, а стало быть, и шалости становились чуть гаже. Например, снять у кого-нибудь калитку и выбросить ее в лес. Мило, не правда ли? А главное, очень остроумно. Или бросить в выгребную яму дачного клозета пачку дрожжей и ждать, когда все это «тесто» полезет наверх! А?! Здорово? Мы так сделали однажды, желая разыграть товарища, но не рассчитали пропорцию — в итоге вместе со всем сооружением под землю ушла бабушка героя, народная артистка СССР!

Годы шли, прыщи уступили место гормонам — и началась новая, ночная, жизнь, которой лет за пятнадцать до этого здесь же жили наши родители. Технический прогресс далеко не шагнул, просто патефон поменялся на транзистор, а все остальное — хрестоматия…

Технология ночных вылазок была следующая: часов в 11 вечера ты, зевая, говорил, что, пожалуй, пора спать, вяло тащился к себе в комнату, около 12 вылезал в окно и — вперед!

Баба Света

Наивные взрослые, конечно же, не понимали, почему ребенок заснул в 11, а проснулся в 3 часа дня. Как-то после удачного загула я вернулся совсем поздно (то есть рано, около 7 утра), завалился спать и, проспав часов до 5, пошел завтракать. Баба Светя поставила передо мной тарелку творога и без каких-либо упреков, без раздражения сказала:

— Когда ты уходишь по ночам, я всегда волнуюсь и не сплю. Давай договоримся, ты будешь уходить и возвращаться через дверь и, вернувшись, говорить: «Я пришел» — и все! А? Каково?! Ну какая еще бабушка может такое сказать внуку?!..То-то!

И началось! Можете представить себе зависть моих друзей, когда я говорил им:

— Вы, когда там в свои окна повылезаете, приходите ко мне, и уже отсюда пойдем тусоваться.

Они, зеленые от зависти, собирались на нашей террасе. Я говорил:

— Ба, пока! — и пропадал на полночи!

Баба Светя была удивительно мягкой и доброй. Ни разу в жизни она меня не ругала! Ни разу!!! И это при том, что я был вовсе не подарок. Если я вытворял что-нибудь уже совсем из ряда вон, то она расстраивалась… И это было ужасно! До сих пор не понимаю, как это работало! Целыми днями я только и делал, что расстраивал всех вокруг, и совершенно не обращал на это внимания… Но Баба Светя!.. Может быть, причина в дворянском происхождении, может, в английском воспитании, но факт остается фактом: мы с Кутей выросли под этим добрым гипнозом! Даже став относительно взрослым, дымя, как паровоз, я не мог закурить при единственном человеке на земле — при Бабе Свете, потому что это ее огорчит.

Я призываю всех взрослых подумать над этой удивительной методикой воспитания и попробовать применить ее на практике, потому что из практики своей я вынес, что воспитательные крики моего папы не достигли никакого видимого эффекта! Но это уже другая история…

Бабу Раю я зрячей не помню: она ослепла после смерти деда, когда мне было четыре года, поэтому ее слепота мне казалось совершенно естественной. Глаукома сейчас довольно легко лечится, но тогда, увы, не помогло ничего. Однако я никогда не относился к ее слепоте как к болезни, настолько живо и органично Баба справлялась с полным отсутствием зрения. Настолько, что я, насмотревшись фильмов про наших героев, попавших в плен к фашистам, думал, что бабкина слепота — это прикрытие, и пытался застать ее врасплох, размахивая у нее перед носом разными предметами. Но нет, она себя не выдала!

Тогда Баба меня еще видела

Баба жила жизнью активной и светской. Каждое утро к нам приходила чтица и четыре часа читала литературные журналы «Новый мир», «Октябрь», «Юность», «Иностранку» — только там можно было выловить что-то живое и почти запрещенное. Трифонов, Тендряков, Искандер, Аксенов и другие настоящие авторы могли рассчитывать только на публикации в этих журналах, в книгах же издавались в основном идеологически выдержанные соцреалисты. Бабушка утром это читала, точнее, слушала, а вечером по телефону обсуждала прочитанное с АВТОРАМИ! Да-да, я же говорю, что ее ВСЕ знали. Каждый день к ней приходили с визитами. Все, от Анастасии Цветаевой до зубного техника, обожали слушать ее мемуары: про Одессу, про друзей, про Катаева и Утесова, про Бернеса и Журавлева и про многое другое. Яхонтов, Журавлев, Козаков, Гердт оттачивали на бабке свои чтецкие программы. Красавец дантист Сеня Амигуд приходил раз в неделю «подправить коронки», а на самом деле — чтобы послушать очередную порцию историй и проверить на бабушке свою очередную невесту. Потом они созванивались и решали, что «нет». Я думаю, что он так и не женился.