Дороти Карузо - Энрико Карузо: легенда одного голоса

Я не могла долго находиться в этой комнате — мне станови­лось дурно, так как он прилаживал фигурки рыбьим клеем и, хотя окна и двери были настежь открыты, запах был очень силен. Я часто чувствовала себя одинокой, хотя никогда не оста­валась одна. Включая нас, в доме жили двадцать два человека Меньшую часть из них составляли гости, а большую — родственники. Сначала я не могла самостоятельно общаться с ними, потому что не говорила по-итальянски, а они — по-английски. С нами жили два сына Энрико, Фофо и Мимми, а также гувер­нантка Мимми мисс Сайер, которая обожала своего воспитанника, но настолько боялась Энрико, что не осмеливалась гово­рить с ним иначе, чем шепотом.

Я сразу же узнала брата Энрико — Джованни, потому что тот был карикатурной копией Энрико. Но в характерах у них не было ничего общего. Энрико был открытым и добрым, а Джо­ванни — злым и лицемерным. Он недолюбливал меня, но скрывал свои чувства в присутствии Энрико. Донна Мария, их мачеха, была очень религиозной женщиной семидесяти пяти лет с прекрасными седыми волосами. Она говорила только на сво­ем родном диалекте, так что даже Энрико с трудом понимал ее, Она преклонялась перед Энрико, никому не доверяла и терпеть не могла Джованни. Однажды, когда они с Джованни сильно поссорились, последний в ярости сорвал с головы свою соломенную шляпу и разорвал ее.

Старшему сыну Энрико — Фофо — было двадцать три года. Он служил в армии. Это был хилый невысокий блондин, носив­ший военную форму, но всегда готовый неожиданно распла­каться за обеденным столом. Мимми был крупным четырна­дцатилетним мальчиком, одетым в белый матросский китель и ни на шаг не отходившим от своей гувернантки. Ноги его до­вольно сильно заросли волосами, голос уже ломался и появи­лись усы. Он был живым ребенком, но ему не разрешали играть с другими детьми. Большую часть детства он провел в Англии с мисс Сайер. Гувернантка все еще надевала ему чулки и ботин­ки, а Энрико объяснял это тем, что хочет видеть своего сына оп­рятным. Я понимала, что Мимми слишком долго находился на попечении гувернантки, и предложила взять его в Америку, чтобы поместить в один из пансионов. Сначала Энрико отказы­вался, но когда я убедила его в том, что мальчик не будет испы­тывать никаких неудобств, он согласился, и больше мы не раз­говаривали об этом. Энрико никогда не сомневался в принятом решении. Он ждал результата.

В католической Италии родившийся вне брака ребенок считался законным, если отец публично признавал его. Вопрос о статусе детей Энрико и их матери, жившей в Южной Амери­ке, никогда не беспокоил меня. Самым убедительным доказа­тельством этого, в моем понимании, стала просьба Энрико вскоре после нашей свадьбы пойти в банк и послать его бывшей жене ежемесячно выделяемую им сумму денег. Я никогда не стремилась выяснить степень родства всех живших с нами в Синье, да в этом и не было необходимости, так как Энрико яв­лялся главой семьи. Я не спрашивала Энрико и об отношениях с членами семьи, потому что избегала ненужных вопросов. Все мы собирались во время еды в большом и красивом зале. Род­ственники съедали горы спагетти и несколько кастрюль трески. Мы с Энрико пили из маленьких чашек чистый бульон и ели мясо цыплят. Как правило, я сидела радом с мужем. Когда нас приглашали куда-нибудь, он всегда просил хозяйку посадить нас вместе.

— Иначе, — обычно говорил он, — мы не сможем прийти. Видите ли, дома я сижу рядом с Дорой; я женился на ней, что­бы быть возле нее.

Марио — второй слуга Энрико — прислуживал за столом только нам, другие слуги — родне. Это было странно и приятно.

Мне нравился Марио. Семнадцать лет назад он был носиль­щиком на железнодорожной станции. Энрико пришлось по ду­ше, как тот переносил его багаж. С того времени Марио сопро­вождал Энрико в поездках по всему миру.

В начале лета Марио рассказал мне, что уже в течение девя­ти лет обручен с девушкой по имени Брунетта, но Signor commendatore [3] Синьор командор (ит.) — уважительное обозначение хозяина не разрешает ему жениться. Он просил меня пого­ворить с Энрико «...ведь Signor commendatore очень счастлив со своей женой». Когда я сказала об этом Энрико, он нахмурился.

— Нет, — ответил он, — никто не может служить сразу двум господам. Жена моего слуги будет править в доме, а у меня не будет слуги.

Я вновь обратилась к нему по этому поводу после крестьян­ского бунта, и на этот раз он согласился.

— Марио может уехать на три дня раньше нас, если хочет же­ниться. Мы встретимся с ним на корабле. Но я не хочу ни ви­деть, ни слышать его жену. В Америке она будет поручена тебе.

Повернувшись к бюро, он добавил:

— И помни — чтобы не было детей.

Экипаж спускался к порту по лабиринту крутых мощеных улиц Генуи, а потом мы ехали по пристани, заполненной ящи­ками спагетти и бочками с оливковым маслом. Марио ждал нас и открыл дверцу.

— Спасибо, синьора, — прошептал он, — Брунетта у меня в каюте.

«Данте» был непритязательным небольшим пароходом, но в нашем распоряжении находились салон капитана и участок палубы. Во время путешествия я не видела никого, кроме Эн­рико, моей служанки Энрикетты, Марио и Мимми. Сидя с ут­ра до вечера на палубе, я старалась привести в порядок свои впечатления и мысли — ведь в моей жизни за короткий период произошло так много событий.

Год назад после выхода из монастыря Святого Сердца («Sacred Heart») я еще жила в отцовском доме. До этого време­ни (мне было семнадцать лет) я не знала по-настоящему отца. Он был вдовцом с тремя детьми, когда женился на моей мате­ри, и ему исполнилось сорок пять лет, когда родился их первый ребенок, мой брат. Через шестнадцать месяцев появилась я. Не припомню, чтобы будучи ребенком видела кого-либо из роди­телей кроме как за завтраком или вечером, когда говорила им «спокойной ночи». Свои ранние годы я провела в детской вме­сте с братом и няней, которая очень любила нас и нянчилась с нами, пока мы не пошли в школу. Тогда я узнала, что отец окончил в 1867 году Морскую Академию Соединенных Штатов и служил под командованием адмирала Фаррагута во время Гражданской войны, после чего вышел в отставку. В двадцать восемь лет он был редактором «Сайентифик Америкен», а через несколько лет начал изучать право. В момент моего рождения он уже был известным юристом, авторитетным в вопросах, ка­сающихся военно-морского флота и патентного права, авто­ром серьезных книг по электротехнике и хорошим портретистом-любителем.

В первые годы совместной жизни мои родители устраивали обеды для друзей, среди которых было много крупных ученых и изобретателей. Хотя я в то время была очень мала, но запом­нила несколько известных имен: адмирала Дьюи, адмирала Фиске, адмирала Сибэри, выдающегося ученого Стейнмеца и профессора Майкла Пюпина - известного физика и изобрета­теля, родившегося в одном из сербских хуторков.