Сергей Кремлёв - Ленин. Дорисованный портрет

МАТЬ жила ради детей и детьми — это по отношению к Марии Александровне не фраза, а констатация факта. Сколько раз ей приходилось после смерти мужа менять места жительства, и всякий раз это было связано с детьми. В Петербурге, в Москве — с Митей и Марусей, с Аней, в Саратове — с Аней, в Киеве — с Митей, Марусей и Аней, в Вологде — с Марусей, и т. д.

И каждый раз она снималась с места то из-за заключения кого-то из детей, то из-за их очередной ссылки, то из-за их переезда в силу необходимости для партии.

21 февраля 1914 года Ленин пишет матери из Кракова в Вологду:

«Дорогая мамочка! Получил твою открытку — mersi за неё. Вот разница-то между погодой у вас и здесь! Здесь совсем весна: снегу давно нет, тепло совершенно, ходим без калош, солнце светит для Кракова необычайно ярко, не верится, что это в „мокром“ Кракове. Досадно, что приходится тебе с Маняшей жить в скверном городишке!.. Я был не в Лондоне, а в Париже, прокатился недурно. Париж — город очень неудобный для жизни при скромных средствах и очень утомительный. Но побывать недолго, навестить, прокатиться — нет лучше и веселее города. Встряхнулся хорошо.

Летом, вероятно, поедем опять в Поронин.

Крепко обнимаю тебя, моя дорогая, и желаю здоровья. Маняше большущий привет.

Твой В. У.

P. S. Надя и Е. В. (мать Крупской. — С. К.) целуют тоже крепко» [181] Ленин В. И. ПСС. Т. 55. С. 351. .

Но почему матери с «Маняшей» приходится жить «в скверном городишке»? Да потому, что Маняша отбывает очередную ссылку.

А как «встряхивался» Ленин в Париже? В «Мулен-Руж» канкан с субретками танцевал и у «Максима» баловался устрицами с «Мадам Клико»?

Да нет…

5 января 1914 года он приезжает в Париж и в тот же день проводит совещание большевиков в связи с намерениями Международного социалистического бюро выявить «пункты расхождения» между большевиками и меньшевиками и добиться их единства. Напоминаю, что агентуру Капитала беспокоила непримиримость Ленина накануне мировой войны…

9 января Ленин выступил на двух митингах социал-демократов, посвящённых 9 января 1905 года.

10 января он выступил в большом зале парижского Географического общества с рефератом «Национальный вопрос» и 12 января выехал в Брюссель на IV съезд Социал-демократии Латышского края, где одержал яркую победу — «латыши» отныне шли за Лениным.

Надо заметить, что тон писем Ленина и Крупской к Марии Александровне был всегда откровенным, но при этом и всегда бодрым, хотя жилось им в эмиграции по-разному и в житейском смысле — не очень-то зажиточно. Темы же писем из разных мест Европы менялись мало: здоровье, погода, небольшие житейские дела…

А о чём другом мог писать Ленин матери? О главном не напишешь, даже подписываться порой приходилось инициалами.

И о чём другом могла писать свекрови Крупская? «Володя получил недавно чин статского советника», или «Мы приобрели сотню акций „Standard Oil“ и я купила себе миленькую норковую шубку»?

Таких «радостей жизни» в их жизни не было и быть не могло.

А мать?

Мать ведь тоже участвовала в их борьбе не только тем, что была и всегда была готова сняться вслед за детьми. Она вполне сознательно становилась и прямой их помощницей. Вот, скажем, Мария Александровна по совету Мити едет летом 1911 года в Бердянск, к морю. Сопровождает её Анна, и начинается переписка — Владимир и Надежда пишут ей из-за границы, Дмитрий — из Феодосии, из Териоки — Мария и из Саратова — Марк Елизаров. Но пишут не только ей, а и друг другу через неё — по партийным делам.

А вот новогодняя история 1904 года…

1 января, Киев отсыпается после весёлой новогодней ночи, а на квартире Ульяновых идёт обыск — на Бибиковском бульваре арестованы возвращавшиеся с конспиративного совещания Дмитрий Ильич и жена Кржижановского Зинаида Невзорова-Кржижановская, и в доме, пахнувшем новогодними пирогами, теперь пахнет грязью от жандармских сапог. Мария Александровна, наблюдая за очередным в её жизни погромом квартиры, спокойно замечает, что «гости» сами не знают, что ищут, и ничего не найдут.

Продолжавшийся до двух часов ночи обыск действительно ничего не дал, хотя весь архив ЦК, избранного II съездом, всё время был на виду — в хитроумно устроенном шахматном столике, сделанном по чертежам Марка Елизарова.

Тем не менее Анну, Марию и жену Дмитрия Антонину уводят. Женщин заключают в Лукьяновский тюремный замок, Дмитрий сидит в «Косом капонире» Киево-Печерской крепости…

Мать остаётся одна. В тот день в Киеве было произведено 109 обысков и более 30 арестов. Были арестованы и товарищи её детей, так что 69-летнюю Марию Александровну, недавно приехавшую к детям в Киев, и навестить-то некому… А надо носить передачи, и в момент свидания ещё и умудряться получить от Анны записки на волю. Формально Мария Александровна никакой партийной работы никогда не вела, но разве то, что ей — матери четырёх большевиков — приходилось делать ради детей, не было партийной работой? [182] Трофимов Ж. А. Мария Александровна Ульянова… С. 136–137.

Или памятная ночь с 7-го на 8 мая 1912 года в Саратове, когда в их дом ворвалась полиция и арестовала Марию и Анну (Марк был в отъезде)… В тот же день Мария Александровна пишет письмо брату Марка:

«Пишу Вам, Павел Тимофеевич, по поручению Ани, которая просит Вас сообщить Марку следующее: в ночь с 7-го на 8 мая нагрянула к нам полиция для обыска, предъявила бумагу из охранного отделения с требованием арестовать Марка, Аню и Марусю, даже в том случае, если ничего предосудительного, запрещённого найдено не будет!

Аня просит Вам передать это письмо по возможности скорее Марку… Прибавлю ещё, что при обыске не было ничего найдено, только у Маруси один номер газеты „Звезда“. Нагрянули 15 человек, обыскивали с 12 часов до 6 утра, перерыли всё, снимали чехлы с мебели, развинчивали печки, искали на кухне, на чердаке, мы не спали всю ночь, ничего… наконец, предложили нашим собираться» [183] Трофимов Ж. А. Мария Александровна Ульянова… С. 160. .

Каково это для матери?! Грубый стук в дверь среди ночи, вломившиеся жандармы, запихнувшие её в одну из комнат под присмотр, перевёрнутая вверх дном квартира, уведённые в неизвестность дочери…

А ведь Марии Александровне шёл 78-й год!

Она остаётся одна, однако не падает духом… Узнав, что зять уже выехал пароходом в Саратов, идёт на пристань, чтобы предупредить его, потом пишет сыну в Париж…

Тот в письме от 27 мая успокаивает мать как может: «Я уверен, что долго продержать их не смогут… Вероятно, в теперешние времена в провинции хватают совсем зря, „на всякий случай“» ; и спрашивает: «Есть ли у тебя знакомые, моя дорогая? Навещает ли кто-нибудь? Хуже и тяжелее всего в таких случаях внезапное одиночество…», а через неделю, 2 июня 1912 года, отправляет новое письмо: