Ирина Эренбург - Гала и Элюар. Счастливый соперник Сальвадора Дали

Она с радостью кинулась в иллюзию счастливого воссоединения, зная, чувствуя, что уже не сможет вернуть себе былую любовь. Слишком много боли было в прошлом… Не желая мстить, она все же идет теми же путями, по которым блуждал Поль. Может, таким образом она сможет вернуться к нему? Вдруг, узнав множество мужчин, как когда-то Поль множество женщин, она сможет снова полюбить мужа, как любила когда-то? Может, уравняв неверности, она вернет веру в их скрепленное венцом супружество?

Но о каком благополучии может идти речь, если Поля не оставляют мечты о множественных вариациях в их союзе! Он обожает сексуальные эксперименты и игры с несколькими персонажами. Оставив Гайяра наедине со своей женой в номере отеля, он возвратился к любовнице. У Гала начался недолгий и довольно унылый роман с еще одним поэтом.

Вскоре Поль написал ей:

«Мы будем жить любовью, только любовью… Прилагаю стихотворение… Можешь показать Гайяру, его это интересует. Я одурел от возбуждения, от мечтаний о тебе:

НАГАЯ

Глаза губы

И колена раскрыты.

Получил телеграмму Гайяра. Пускай даст тебе рисунок, фотографии и рукопись — для меня. Пойми и дай ему понять, что я хотел бы, чтобы иногда мы обладали тобой вместе, как было условлено».

От перестановки мест слагаемых сумма не меняется? Нет, у любви иные законы, нежели в арифметике.

Гала стала испытывать неприязнь к Полю. Чем больше он говорил ей о любви, тем больше это ее раздражало. Весной он сообщил ей, что собирается принять приглашение Макса провести вчетвером с ней и Марией-Бертой лето в Аркашоне. Она возненавидела его за одну только мысль, что примет участие в этом квартете. Тогда Поль предлагает провести с ней некоторое время в Кадакесе, что ж… Гористая местность ей по нраву.

Был август 1929 года, жаркое ясное солнце Каталонии приветствовало их. Дорога — неровная, петляющая, как козья тропа, карабкалась вверх, то открывая вид на оливковую рощу, то прижимаясь к скале, давала возможность заглянуть в пропасть обрыва. Через открытые окна машины доносилась изысканная смесь запахов от жара прогретой земли и высушенных на солнце трав.

— Ты меня любишь? — вдруг спросил Поль.

Ей бы ответить: «Нет, утке нет. Поздно спрашивать о любви. Я хочу умереть». Но она ответила, как он и ожидал:

— Да, Поль. Я люблю тебя.

— Ты веришь, что мы сможем вновь стать счастливыми?

Она кивнула и отвела взгляд. Выжженный солнцем пейзаж наводил на нее еще большую тоску.

— Да не хмурься ты так, Гала. Будет весело. Собралась интересная компания: Магриты, Гоэманс, Бунюэль. Да и сам Дали — преинтереснейший типаж. Уверяю тебя, мы хорошо проведем время. Тем более сухой воздух и морские купания очень полезны и для нас с тобой, и для Сесиль.

— Я что-то сказала против? Райский семейный отдых — я об этом и не мечтала, — ответила она, и Поль успокоился, несмотря на тон, которым она произнесла эти слова. Ей хотелось настроить себя на необходимость смирения, а он в очередной раз показал, какую трудную задачу она взяла на себя.

Позже, когда они устроились в деревенской гостинице «Мирамар» и она, скинув с отяжелевших от долгой дороги ног туфли, босиком подошла к окну, чтобы насладиться пейзажем, Поль вновь задал тот же вопрос:

— Гала, моя Галочка, ты меня любишь?

И тут она осознала, что ей не по силам будет продолжать играть страстную влюбленность. И одновременно к ней пришла уверенность, что в этих суровых местах, где царствует испепеляющее солнце, ей проще будет уйти. Уйти навсегда. Не броситься со скалы, как Гайяр, самоубийство — тягчайший из грехов, а оступиться и, не удержав равновесие, разбиться о скалы. Она представила себе высокую каменистую стену утеса, поросшую кустарником и жесткой травой, на вершине которого можно было бы гулять. Надо устроить так, чтобы Сесиль с Полем уехали, а она с кем-нибудь поднялась наверх. И там… Нужно сделать так, чтобы она погибла. Как это произойдет, она не могла представить в деталях, но уже видела своим мысленным взором, как ее тело летит вниз, а упав, разбивается, разлетается на куски; претерпев короткую боль, она навсегда избавится от нескончаемой душевной муки.

Страх вдруг сковал все ее члены, и она еле сдержала себя, чтобы не закричать. И тут же, приложив руки к бешено стучащему сердцу, стала успокаивать себя: нет, не сейчас, не сегодня, когда-нибудь… Но раз она решила покончить со всем на свете, она сможет без ропота принимать многословие мужа, его назойливые приставания. Если ее конец предрешен и это лишь вопрос времени, то она оставит о себе лишь приятные воспоминания. На время она станет той Гала, какой он хочет ее видеть.

Когда ночью они легли в постель, он попросил:

— Гала, сделай так, как только ты можешь, — и, окунув руку в ее волосы, стал клонить ее голову. Она нырнула меж его расставленных ног и ласкала его, целовала, баловала… и ей это доставляло удовольствие, ведь она знала — ее конец близок.

Отдыхая после любви, он обнял ее и заговорил:

— Дорогая моя Гала, я люблю тебя бесконечно. Я не верю в жизнь, верю только в тебя. Тот мир, что принадлежит мне и неотделим от смерти, доступен мне, только если я вхожу в него вместе с тобой. Я существую лишь в твоих объятиях. Меня призывают твои глаза, твоя грудь, твои колена, меж них я никогда не угасну. Все остальное — величайшее убожество, способное лишь обратиться в прах…

Она уже не слушала его. Слишком много слов было сказано им, слишком много. Он же не хотел услышать ее.

Не сегодня, — сказала она самой себе, глядя на сверкающую гладь моря. — Пройдет день, два… Может, в сентябре или ноябре? Небо затянут тучи, пойдут дожди, камни станут скользкими. Она решилась. Вопрос времени, не более того. Как близок горизонт! Вот бы взмахнуть руками и полететь…

Она оглянулась. В нескольких десятках шагов от нее стоял маленький испанец с подкрученными усами и напомаженными бриллиантином волосами. Всю дорогу Поль с восторгом рассказывал ей о странностях Сальвадора Дали, его творчестве, об особой философии, о поклонении Ницше и Эйнштейну. О его участии в съемках более чем неординарного фильма «Андалузский пес». Поль восхищался испанцем, считал его гением. Гала не разделяла этого его восторга перед мальчишкой с внешностью пошлого танцовщика аргентинского танго. Испачканные экскрементами трусы, изображенные им на картине «с такой милой естественностью» — это что, особая одаренность? Скорее можно диагностировать копрофагию. Любитель экскрементов вчера даже не сумел поддержать разговор, только хохотал как сумасшедший. От гениальности до безумства — один шаг?.. Но достаточно ли испанец безумен, чтобы осуществить то, что она задумала?.. Может, именно этот странный мальчишка сможет дать ей освобождение?