Терентий Новак - Пароль знают немногие

— Не надо... Все скажу... все! — хрипло простонал он.

— Ну вот. Давно бы так. Говори. Буду записывать. — Кравчук вынул из заднего кармана брюк небольшой блокнот. — Николай, подойди со свечой поближе. Ни черта не видно...

Допрос закончился быстро. Могила назвал несколько фамилий и адресов, Федор записал их. После этого Поцелуев прошел в угол погреба, отбросил в сторону лохмотья. Под ними оказался... полуистлевший сноп соломы.

— Кишка у тебя тонка, пан националист, героя из себя корчить. Чучела испугался, бандит, а над людьми глумиться не боялся! — с нескрываемой злостью и презрением сказал Николай.

Сотенный затравленно озирался по сторонам. Его руки и ноги мелко дрожали. Придерживаясь за мокрую от плесени стену, он опустился на колени, гнусаво запричитал:

— Я все сказал... Жить хочу... Отпустите, буду делать, что прикажете... Вам буду служить... Не пожалеете... Смилуйтесь, товарищи...

— А ну, гнида, подымись с колен! Хоть перед смертью не ползай и не канючь, как гадина! Товарищами нас называешь!.. Не смей произносить этого слова, бандитская тварь! Нет у нас таких товарищей. Палачей, предателей, изменников вроде тебя мы будем уничтожать как бешеных собак... За все злодеяния, какие ты совершил, помогая фашистам, — смерть! Иного не может быть. Молись своему богу, сотенный Могила!

Федор Кравчук отошел к стене. Глухо прогремел пистолетный выстрел...

Той же ночью Кравчук и Поцелуев побывали в нескольких домах, по адресам, которые сообщил Могила. Встречи подпольщиков с членами бандеровской «службы безопасности» не отличались ни продолжительностью, ни многословием...

В последующие дни банды националистов все еще продолжали контролировать берега Горыни, устраивать засады. Бродили по-над рекой дозоры УПА. От их пуль погибли подпольщики с Бабинского сахарного завода Павел Строков и Александр Володько, пытавшиеся переплыть реку, чтобы пробраться к партизанам.

И все же удары, нанесенные Кравчуком и Поцелуевым по бандитской верхушке, оставили свой след, заметно дезорганизовали цепь вражеских заслонов, нарушили их строй. Одной из наших вооруженных групп удалось через Оржев пробиться к партизанам. Отряд полковника Медведева, в свою очередь, основательно потрепал некоторые эсэсовские части, принимавшие участие в карательной экспедиции и блокировании леса. Теперь у нас вновь появилась возможность поддерживать контакт с медведевцами.

Были восстановлены «маяки» на хуторе в районе села Городок и под Оржевом. Мы, как и раньше, стали более или менее регулярно отправлять в штаб медведевского отряда для передачи за линию фронта донесения с разведданными. Группа Федора Шкурко заработала с прежней интенсивностью. Начал переправлять к партизанам часть своих людей Павел Мирющенко. Вместе с тем по договоренности с командованием партизанского отряда он послал в Винницу члена своей организации Григория Федоровича Калашникова для установления связи с тамошним подпольем, о котором полковник Медведев получил первое, еще расплывчатое, неясное, но интересное сообщение.

Через Ивана Ивановича Луця Павел Мирющенко передал, что ему необходимо поговорить со мной, вместе обсудить некоторые вопросы. Я согласился на встречу. В подвале электрошколы Мирющенко и его друзья еще до нашего первого знакомства оборудовали небольшой тайник с хорошо замаскированным входом. В нем и состоялась на этот раз наша непродолжительная беседа.

— Немцы отступают. Близится время, когда побегут и из Ровно, — сказал Мирющенко. — Впрочем, кое-кто из них уже удирает, — добавил он. — Какие у вас соображения насчет нашей дальнейшей деятельности?

— Подпольный обком партии дал конкретные указания, что необходимо делать.

— Как? Вы имеете связь с обкомом?! — воскликнул Мирющенко.

— Да. Несколько дней назад получили от секретаря обкома письмо. Он советует заранее подготовиться к охране наиболее важных промышленных объектов в городе от возможных попыток немцев разрушить их. Для гитлеровцев в Ровно надо создавать невыносимую обстановку, а также всеми мерами противодействовать вывозу советских людей в Германию. И еще: никаких компромиссов с ОУН или УПА. Такова основная суть указаний обкома.

— Понятно, — задумчиво протянул Мирющенко. — Сегодня же скажу нашим врачам, чтобы усилили «выбраковку» тех, кому грозит вывоз в Германию. Пусть побольше выдают справок о всяких болезнях и немощах... Я полагаю, нам надо как-то скоординировать и действия диверсионного характера, — продолжал заведующий электрошколой после короткой паузы. — Мы тут на днях прикидывали, что можно предпринять. В первую очередь думаем заняться бензоцистернами на станции. Держим на примете почту и телеграф, а также немецкий узел связи, что напротив сгоревшей фабрики чурок.

— Ну что ж, объекты, заслуживающие внимания, — ответил я. — В таком случае наши группы займутся другими «целями», чтобы не тратить время и силы на одно и то же. Со дня на день мы ожидаем из партизанского отряда мины и взрывчатку. Как только «гостинцы» поступят, поделимся с вами по-братски. Через два дня под вечер заходите в домик на улице Первого мая, где мы встречались первый раз. Думаю, к тому времени мы кое-что уже получим. Как настроение у ваших товарищей?

— Настроение боевое. Многим подпольщикам удалось благополучно переправиться в лес. В городе осталось человек пятнадцать, не больше. Наше основное ядро. За этих я спокоен.

— Если придется туго, запомните адрес, товарищ Мирющенко: село Городок, хутор Иосифа Чиберака. Ведите людей туда. Там наша ближайшая к партизанам явка. Хутор Иосифа Чиберака. Запомните? — повторил я.

— Запомню. Спасибо!

Павел проводил меня до выхода. Мы попрощались.

Над городом висела серая, по-осеннему холодная пелена дождя. Дул порывистый ветер, покрывая рябью грязные уличные лужи. Проносившиеся мимо машины обдавали прохожих брызгами. По тротуарам неярко освещенной Гитлерштрассе время от времени проходили немцы в мокрых, блестевших от дождя плащ-накидках...

Я свернул в темный переулок и поспешил на склад утильсырья, к Поцелуеву, куда должны были прийти Федор Шкурко и Иван Луць.

Сторож склада, худой старик лет шестидесяти, предупрежденный заранее Поцелуевым, беспрепятственно пропустил меня во двор. Под навесом грудились кучи всевозможного тряпья, костей, жестяного хлама, а среди двора, прямо под открытым небом, высились кипы бумаги, в основном книг. Их по приказанию немцев свезли сюда изо всех библиотек города и окрестных сел. Они мокли под дождем, расклеивались, превращались в хлам.

— Любуетесь делами представителей «цивилизованной» нации? — послышался сзади голос Николая Поцелуева. — Тут, Терентий Федорович, можно найти все, что за многие века создал человеческий гений: книги Пушкина и Шевченко, Толстого и Гейне, Достоевского и Шекспира, учебники и детские сказки. Много редких, старинных изданий, которые хранились в костелах. Иногда ночью зажгу плошку, читаю. Сердце обливается кровью, когда подумаешь, какие ценности пропадают. Ничего для фашистов нет святого...