Терентий Новак - Пароль знают немногие

Бот не дал мне договорить.

— У вас неплохая память, — резко отрубил он. — И кажется, вы думаете, что мы бросаем слова на ветер. Не советую так думать.

— Я хотел лишь узнать о сырье. Придет время, с меня спросят: где продукция...

Но немец уже не слушал. Он снова стал тем неприступным, холодно-непроницаемым заместителем гебитскомиссара Ботом, каким я привык его видеть прежде. Не иначе мое напоминание об обещанной шерсти задело его за живое. Однако уже через несколько минут я понял, что ошибся. Нет, не ущемленное самолюбие испортило Боту настроение. Все было гораздо сложнее.

Он заговорил совсем другим тоном. Резкие, отрывистые фразы звучали теперь, как команды. Украинский директор немецкой фабрики валенок в Ровно, вероятно, считает, что в гебитскомиссариате сидят слепые? Что они ничего не замечают? Ничего не смыслят в экономике? Так пусть директор знает: им все хорошо известно. В гебитскомиссариате прекрасно знают, что здесь, на месте, сырья нет, вернее, его невозможно достать, и что фабрика валенок пока не приносит Германии ни малейшей пользы. Такую захудалую фабричонку давно можно было закрыть, рабочих, а вместе с ними директора отправить куда-нибудь на шахты Рурского бассейна... Фабрика кофе, например, выпускает продукцию, которая идет на нужды армии. Фабрика чурок тоже работает для победы немецкого оружия. Чурки — топливо для газогенераторных машин, которых на фронте немало. Предприятие же на улице Хмельной пока ничего не стоит, оно с самого начала работает на холостом ходу. Директор, видимо, думает, что он, Бот, этого не понимает! Напрасно...

«Так вот оно что! Не такой уж ты, оказывается, доверчивый, — все больше настораживаясь, слушал я заместителя гебитскомиссара. — Ты, негодяй, значит, раскусил нас еще тогда, когда впервые посетил фабрику. Ты хорошо видел, что внешним лоском и показным порядком в цехах мы прикрывали бездеятельность предприятия. Видел, но промолчал. Теперь ты попытаешься прижать меня. И отбиваться нечем...»

Но я снова ошибся. Бот не обвинил меня ни в саботаже, ни в намерении обмануть гебитскомиссариат.

— Когда вы затеяли авантюру с изготовлением валенок из шерсти, которую давали заказчики, — продолжал он, — мы молчаливо согласились с этим. Хотите знать почему? Потому что вы придумали неплохой выход из трудного положения, в котором находилось предприятие, и этим кое-как наладили производство. Потому гебитскомиссариат и не вмешался, не отменил вашего распоряжения. Пусть ваши земляки тешат себя надеждой, что фабрика работает на них. То, что они так думают, тоже нам на пользу... Но разве есть смысл иметь предприятие только для этой цели? Нет, конечно. Нам нужна фабрика валенок на будущее. Гебитскомиссариату важно, чтобы все ее цеха находились в постоянной готовности и в любое время могли приступить к массовому выпуску продукции для нужд армии. О сырье не беспокойтесь. Оно есть. Голландская шерсть уже собрана в одном из пунктов. Остается только доставить ее сюда, а это не так просто. Немецкие войска готовятся нанести решающий удар полуразгромленной русской армии. Железнодорожный транспорт находится под контролем командования вермахта, вагоны используются исключительно для переброски к фронту солдат и военной техники. Шерсть мы доставим несколько позже... Поэтому советую не задавать лишних вопросов, господин директор. Думайте о том, чтобы предприятие было наготове. Запомните, в первый раз вам повезло, но выбраться из тюрьмы СД второй раз невозможно...

Я понял: теперь Бот действительно не бросал слов на ветер. Пока фабрика не дала немцам продукции ни на грош, и они это хорошо знают. Но рано или поздно сырье подвезут. Нам надо подготовиться, наметить план на будущее...

Впрочем, обеспечивать валенками гитлеровских вояк мы не собирались.

После вызова к Боту я несколько дней не выходил с фабрики. С запалом, как и положено директору, длительное время отсутствовавшему на предприятии, вмешивался во все дела. Проверял, как идет работа в цехах, в каком состоянии оборудование, интересовался деятельностью бухгалтерии, учетом продукции, заказами. По нескольку раз в день вызывал к себе Луця, мастеров, механика. Секретарша Нина непрерывно сновала взад-вперед: бегала из приемной в бухгалтерию, от Луця — в цеха, из цехов — в кабинет директора.

Словом, я развил бурную деятельность. И не без цели. Среди рабочих или служащих фабрики мог оказаться вражеский информатор, которому приказано тайно присматривать за мной и докладывать гитлеровцам о моих действиях и поведении.

С неделю я не встречался с Луцем нигде, кроме конторы фабрики. Не пытался также встречаться и с другими подпольщиками. Приходилось проявлять осторожность, внимательно присматриваться, не нацепила ли служба безопасности мне после выхода из тюрьмы «хвост».

Луць сказал как-то, что Федор Шкурко принял некоторые меры: несколько подпольщиков из его группы держат фабрику под постоянным наблюдением, чтобы предупредить развитие событий, если кто-то посторонний начнет проявлять подозрительный интерес к моей персоне. Кроме того, у Ивана Ивановича была твердая договоренность со сторожем Михалом, который постоянно находился у проходной: если возле фабрики неожиданно появятся немцы, Михал немедленно предупредит. Для этого достаточно нажать кнопку звонка. Сигнализацию Луць и Михал оборудовали еще весной, после моего ареста, когда главному бухгалтеру было приказано временно возглавить руководство предприятием и он перебрался из бухгалтерии в директорский кабинет.

Каждое утро и вечер, идя на работу и с работы, я внимательно присматривался к людям, встречавшимся на пути. Не раз среди ночи, не зажигая света, тихо выходил из квартиры. Выскользнув в темноту, стоял, прислушиваясь к каждому шороху. Иногда по нескольку раз обходил свой домишко, ожидая, не промелькнет ли вспугнутая мной вороватая фигура шпика. Час-полтора топтался во дворе, силясь уловить шорох чужих шагов, почувствовать близкое присутствие притаившегося соглядатая.

Однако ничего подозрительного не замечал. За мной, видимо, не следили ни на улицах, ни дома. Такого же мнения был и Федор Шкурко. Возглавляемая им группа «контрразведчиков» тоже не обнаружила ничего подозрительного.

Спустя неделю после выхода из тюрьмы я решил наконец побывать на квартире у Луця и Настки Кудеши: необходимо было поговорить с друзьями в более или менее спокойной обстановке, обсудить некоторые вопросы дальнейшего развития подпольной деятельности. У Луця меня ожидал Федор Шкурко. Мы дружески обнялись. Настка, как всегда в таких случаях, не забыла о своих обязанностях гостеприимной хозяйки: наварила картошки, поставила на стол тарелку с огурцами.