Терентий Новак - Пароль знают немногие

— Кто его знает, как лучше, — отозвался Поцелуев. — Идти в слякоть тяжеловато, верно. Зато меньше людей шатается по дорогам, а в нашем положении это немаловажно.

— Может, и так.

К Антополю они приблизились вечером, но заходить в село и не подумали. Свернув в сторону, Поцелуев и Анохин зашагали вдоль Киевского шоссе. Когда дошли до неглубокого оврага, спрятались там в мокром от дождя кустарнике, чтобы дождаться наступления темноты.

Эти места были знакомы Михаилу Анохину. Осенью сорок первого года гитлеровцы много раз пригоняли сюда военнопленных из ровенского лагеря, в числе которых был и он, Михаил. Опухшие от голода, обессиленные люди по четырнадцать-пятнадцать часов в сутки долбили кирками неподатливую землю, скованную ранними морозами, отрывали траншеи для подземного кабеля связи. То и дело слышались хлопки пистолетных выстрелов — эсэсовцы безжалостно добивали тех, кто уже не мог держать в руках лопату или кирку. Многие, очень многие сложили тут головы, сраженные пулями эсэсовцев, затравленные овчарками. На всю жизнь запомнилась Анохину эта бугристая, неровная степь, полоска дальнего леса, шоссе, запруженное вражескими танками, грузовиками, бронетранспортерами, мотоциклами, слившимися в нескончаемую громыхающую серую колонну, которая днем и ночью ползла на восток...

Холодной осенью сорок первого года Михаил был настолько слаб, что и у него кирка часто выпадала из рук. Трижды сваливался он в канаву, как в могилу, мял грудью холодные комья глины, стиснув зубы, сгребал их пальцами, упирался в них коленями и локтями, стараясь во что бы то ни стало подняться на ноги. Он знал, над канавой-могилой бессловесным призраком, положив ладонь на кобуру пистолета, стоит эсэсовский офицер, сверху в любой момент может прогреметь выстрел... Анохин трижды падал в похожую на могилу канаву и трижды выползал из нее. Не глядя на гитлеровского офицера, он вставал на дрожащие ноги, брал в руки кирку и почти автоматически, помимо воли снова начинал долбить мерзлую землю. Кирка казалась стопудовым молотом, но Анохин, наперекор всему, хотел жить и потому держался, держался до последней возможности...

Да, Анохину были очень хорошо знакомы эти места. И вчера, когда Федор Шкурко стал объяснять ему и Поцелуеву, куда надо идти, где искать зарытый в землю бронированный немецкий кабель, чтобы перерезать его и лишить хотя бы на время командование немецко-фашистских войск связи с Берлином, Анохин сам предложил: наиболее удобное место для диверсии район Антополя.

Телефонный кабель, связывавший Берлин со штабами гитлеровских армий на восточном фронте, тянулся на многие сотни километров. Возле Антополя он пролегал в каких-нибудь двадцати метрах от шоссе, по которому время от времени проносились грузовики, большей частью в одиночку, а временами небольшими колоннами. Они двигались либо в направлении Киева, либо в сторону Ровно.

Как только стемнело, движение по шоссе почти прекратилось. Разломив на равные части краюху хлеба. Поцелуев и Анохин поели, молча вытряхнули из мешка инструменты, направились к шоссе. Копали попеременно: пока один работал, другой наблюдал за дорогой. Как только вдали слышался гул мотора, оба отбегали в овраг, падали на землю. Проводив взглядом грузовик, снова возвращались к шоссе, продолжали работать. Копать пришлось в нескольких местах. Только поздно ночью наткнулись они на тугой жгут проводов, покрытых крепкой оболочкой.

Перерезать кабель оказалось непросто. Кусачки скользили по оболочке кабеля, не повреждая его. Ножовка быстро тупилась. В темноте, работая на ощупь, почти вслепую, Анохин промахнулся и полоснул себя ножовкой по руке. Брызнула кровь, но он продолжал пилить. Давно уже не чувствуя холода, время от времени смахивая с лиц обильный пот, Поцелуев и Анохин рвали, дробили, чуть ли не зубами грызли неподатливый кабель. Затем Николай положил кабель на кирку и стал рубить зубилом при тусклом свете электрического фонарика, который держал Анохин. Прошло не менее получаса, прежде чем кабель был наконец перебит.

Друзья присели отдохнуть. Ощупывая концы кабеля, щетинившиеся десятками перерубленных проводов, Анохин сказал:

— А что, Николай, если в эту самую минуту сидит где-то Гитлер, держит возле уха телефонную трубку, разговаривает с кем-то из своих генералов, а ты молотком бах — и конец разговору! Ну и рассвирепеет фюрер... Прекратилась связь с фронтом. Это тебе не шутка... Чертей кому-то надают таких, что тошно станет.

— Я о другом думаю, — отозвался Поцелуев. — Какие все же наглецы эти фашисты. Проложили кабель по чужой земле, закопали траншею, и не приходит им в голову, что кто-то может откопать кабель, извлечь его из земли, перерубить... Самоуверенные они до тупости...

— Привычка... До сих пор им легко удавалось целые страны под себя подминать, потому и обнаглели. Думали, на нашей земле тоже все будут перед ними шапки ломать, на колени падать, одного их взгляда бояться. Ошиблись, гады. Ну что, Николай, может, рубанем еще местах в двух?

— Давай. И вырубим небольшой кусок кабеля. Пусть немцы побегают, поищут, чем его нарастить.

Старательно засыпали яму и притоптали землю на месте, где был перебит кабель, собрали инструменты, пошли вдоль дороги дальше, к селу Белая Криница. Под горой за селом снова начали копать. В этот раз получилось удачнее — земля в траншее несколько осела, и по этой примете они безошибочно обнаружили, где зарыт кабель. Правда, тут он был уложен намного глубже, чем у села Антополь. Пришлось изрядно помахать лопатой, пока добрались до него. Зато потом работа пошла быстрее. Теперь они уже знали, как скорее и проще перебить тугой жгут проводов, покрытый крепкой оплеткой. Именно в этом месте решили вырубить кусок кабеля, чтобы немцы, обнаружив повреждение, не смогли восстановить телефонную магистраль простой спайкой проводов.

Увлекшись работой, Анохин и Поцелуев вовремя не услышали шум моторов приближавшихся машин. Спохватились только, когда ослепительный свет автомобильных фар ударил в глаза. Оба быстро пригнули головы. Совсем недалеко послышались раздраженные голоса гитлеровцев. Натужно завыл, захлебываясь, мотор. Фары на минуту погасли, потом вспыхнули снова.

Анохин и Поцелуев догадались, что немцы их не заметили: два грузовика, спускаясь с горы, остановились случайно — передний занесло на скользком месте, он развернулся поперек дороги, съехал в кювет и забуксовал. Теперь, переругиваясь, гитлеровцы цепляли к застрявшей машине буксирный трос.

— Эх, гранатой бы шарахнуть, вот драпанули бы в степь! — прошептал Анохин. — Их там, кажется, трое или четверо. Может, подползем поближе, да из пистолетов... А?

— Лежи, не болтай зря! — тоже шепотом ответил Поцелуев. — Нам не давали задания нападать на машины. Или ты думаешь, какой-нибудь дохлый фриц-тыловик больше значит, чем этот кабель?