Терентий Новак - Пароль знают немногие

Как раз в эти дни на станцию Ровно прибыли вагоны с шерстью для фабрики валенок. Железнодорожная администрация в этот раз действовала гораздо оперативнее, чем при разгрузке бутылей с кислотой. Примерно часа через два-три на фабрику с нарочным были доставлены сопроводительные документы на шерсть, а еще через час началась ее перевозка на фабричный склад. Для этой цели гебитскомиссариат специально выделил несколько грузовых машин.

О том, что ожидается вагон с шерстью, мы знали и заранее предупредили работавших на железной дороге подпольщиков, чтобы они постарались вовремя засечь эшелон, к которому прицеплен вагон с грузом для фабрики валенок. В этом случае мы могли бы повторить эксперимент, удачно осуществленный во время доставки на станцию кислоты. Однако своевременно узнать о шерсти подпольщикам-железнодорожникам не удалось. И на это была своя причина.

После пожара у цейхгаузов гитлеровские железнодорожные чиновники стали более осторожными. Все документы, по которым можно было определить характер поступающих грузов и адресатов, которым предназначались эти грузы, они оформляли теперь сами, не допуская к ним служащих из местных жителей. Охрану станции и особенно запасных путей полностью взяли на себя немецкие жандармы. Они никого не подпускали к железнодорожным составам, тщательно обыскивали рабочих, обслуживавших поезда, следили за каждым их шагом. Проникнуть сквозь эти преграды нашим товарищам не было возможности.

Как только к воротам фабрики подъехали первые машины с тюками шерсти, меня вызвал Бот. Он приказал немедленно начать переработку сырья и в ближайшее время сдать интендантству десять тысяч пар валенок. На мое замечание по поводу того, что фабрика не имеет кислоты, Бот заявил, что знает об этом и что уже отдано распоряжение завезти химикаты: их доставят на фабрику в начале следующей недели.

Мы встали перед выбором: либо ликвидировать предприятие вместе с сырьем и готовой продукцией, либо искать иной выход из положения. Сжечь фабрику мы, конечно, могли. Однако такая диверсия послужила бы причиной для массовых репрессий. Десятки людей, связанных с предприятием, вынуждены были бы вместе с семьями бежать из города или прятаться, проживать нелегально. Оказалась бы под угрозой вся подпольная организация.

Мы обдумывали разные варианты. Наконец остановились на весьма простом плане. Он, правда, тоже таил в себе огромную опасность: малейшая неосмотрительность могла привести к тяжелым последствиям. Но этот план, как показала предварительная «репетиция», проведенная в подвале фабрики, давал достаточно эффективные результаты...

Обещанную Ботом кислоту мы получили не сразу. Лишь в конце января сторож Михал раскрыл ворота перед старой расшатанной полуторкой. Из ее кабины выполз пожилой унтер-офицер, показал рукавицей на кузов, где стояли обложенные соломой ящики с темно-зелеными бутылями.

Теперь мне ничего другого не оставалось, как доложить гебитскомиссариату, что фабрика приступает к выполнению заказа.

Мой доклад Бот выслушал очень невнимательно и, как мне показалось, без особого интереса. Едва успел я произнести несколько фраз, как он нетерпеливо махнул рукой. Аудиенция длилась не больше трех минут. Было очевидно, что заместитель гебитскомиссара чем-то озабочен. Выходя из его кабинета, я задержал взгляд на лежавшем на столе перед немцем перекидном календаре. Было 31 января. Бот нервно чертил на листках календаря какие-то закорючки.

На улице я издали увидел Поцелуева. Догнал его за углом соседнего дома, и мы пошли рядом. В последнее время, когда мне приходилось являться по вызову в гебитскомиссариат, меня непременно сопровождал кто-нибудь из группы Федора Шкурко, чаще всех Михаил Анохин. Товарищи убеждали, что так надо, поскольку, как рассказал недавно Сергей Борко, оуновцы стали усиленно охотиться за внесенными ими в черные списки лицами, по их мнению, опасными для украинской нации, и что в одном из таких списков значилась моя фамилия. Месяц назад, возвращаясь после работы с фабрики, я и сам обратил внимание на подозрительного типа в темно-синем пальто и каракулевой шапке. Встретив меня возле железнодорожного переезда, он сначала прошмыгнул мимо, потом повернул назад и долго плелся следом. Я подумал было, что это шпик из СД. С полчаса петлял переулками, пока сумел оторваться от него. При встрече с Федором Шкурко подробно описал ему внешний вид обладателя темно-синего пальто и каракулевой шапки и попросил уточнить, что он собой представляет. Дня через два Федор сообщил, что прицепившийся ко мне у переезда «хвост» был не кто иной, как тайный агент бандеровцев, хорошо известный Сергею Борко.

...Быстро темнело. Мы с Поцелуевым шли тихим шагом, делая вид, что нас нисколько не волнуют ни патрули, ни жандармы, ни полицаи, то и дело встречавшиеся на улице. Николай полушепотом докладывал мне о последних новостях, о которых узнал от Федора Шкурко. Сведения были довольно интересными. На автостраде Ровно — Киев, неподалеку от села Синев, из засады обстреляна колонна немецких грузовых машин. Один грузовик сгорел, несколько гитлеровцев убито, пять или шесть солдат ранено... Из Тучина пришло сообщение от Захарова: там, в окрестных лесах, появилась группа партизан. Ее бойцы, как видно, неплохо вооружены. Недавно партизаны провели успешный бой с жандармами, а дня за два до того уничтожили двух штабных офицеров. Легковая машина, на которой ехали офицеры, вся изрешечена пулями... Партизанский отряд дяди Юрко, пополненный за счет бывших военнопленных, которые переправлены в лес из фабричного общежития, продолжает продвигаться в глубь Полесья...

То, что сообщил Поцелуев об отряде дяди Юрко, мне уже было известно. Отряд получил задание совершить рейд по наиболее удаленным от Ровно районам, по затерянным, среди лесов и болот хуторам и селам, где все более активно начинали развивать свою бандитскую деятельность так называемые «полесские сечевики» Бульбы — Боровца. Рейд партизан — наша первая глубокая разведка. Важно было выяснить, что происходит вдали от больших дорог, в недрах Ровенщины, где группировались стаи националистов, узнать, чем дышит эта шваль, какие намечает планы после того, как закончилась игра ее главарей в тайну. Подпольный Центр посоветовал дяде Юрко по возможности не ввязываться в стычки с националистами, соблюдать осторожность, беречь людей и одновременно устанавливать тесные связи с населением. Только так можно было правильно разобраться в обстановке. Теперь дядя Юрко вел свой отряд все дальше на север. Последнее сообщение о том, что он без особых трудностей продвигается по намеченному маршруту, мы получили несколькими днями раньше через связного, посланного командиром в Ровно. С тех пор сведений из отряда не поступало.