Бригитта Хаманн - Гитлер в Вене. Портрет диктатора в юности

Однако, по мнению Аустерлица, Люэгер не только разбудил мощные силы, «но и исказил идеи» , «заменил плодотворную идею демократии бессовестной демагогией» . «Виртуозно владея грубым просторечьем, он не стеснялся злобно клеветать на оппонентов и превращал политическое соперничество в агрессивную войну на уничтожение» . Он «беззастенчиво использовал чиновничью власть в партийных целях» . И далее: «Искусство давать пустые обещания, умение мнимо объединять противоположности, быть то аграрием, то промышленником, действовать в интересах работодателей и льстить рабочим, кланяться правительству и заискивать с оппозицией, — всё это открытия Люэгера» [1164] AZ, 11.03.1910. .

Смерть Люэгера означала закат Христианско-социальной партии. Оставшись без вождя, она погрязла во внутренних распрях и соперничестве, к тому же вскрылись случаи коррупции в особо крупных размерах. В 1911 году партия скатилась с 95 до 76 мест в рейхстрате. Однако тем пышнее расцвёл культ Люэгера.

В мужском общежитии тоже понимали, что лучшее время для партии позади. По свидетельству Ханиша, Гитлер в связи со смертью Люэгера заметил, что необходимо создать новую партию: она должна иметь благозвучное название и присвоить наиболее успешные лозунги других партий, чтобы привлечь как можно больше сторонников. По мнению Ханиша, ни одна из существовавших тогда партий Гитлера полностью не устраивала.

Гитлер по-прежнему оставался сторонним наблюдателем: Поскольку ни в одной из партий я не видел воплощения моих убеждений, я не мог… решиться вступить в какую-либо из существовавших организаций и участвовать в её борьбе. Уже тогда я считал все эти политические движения ошибочными и неспособными привести немецкий народ к настоящему, а не только формальному национальному возрождению [1165] MK, 133 f. .

Однако оба венских политика — и Шёнерер, и Люэгер — со всеми их достоинствами и недостатками, стали для Гитлера кумирами; им он посвятил немало страниц: Для нас будет бесконечно поучительно понять причины краха обеих партий. Особенно это необходимо моим друзьям, поскольку положение сегодня во многом похоже на тогдашнее, и можно попробовать избежать ошибок [1166] MK, 110. . Или вот ещё: История становления и развала пангерманского движения, с одной стороны, и небывалый успех Христианско-социальной партии, с другой, должны стать для меня важнейшим объектом изучения [1167] MK, 106. . И ещё: Шёнерер был более последовательным, он был решительно настроен раздробить государство. Люэгер полагал, что можно сохранить австрийское государство германским. Оба они были абсолютными немцами [1168] Monologe, 153, 17.12.1941. .

Если верить «Моей борьбе», Гитлер в Вене всё меньше симпатизировал пангерманцам и всё больше — христианским социалистам, но это отнюдь не означает смены политического направления, несмотря на всю вражду между этими партиями. И те, и другие были немецкими националистами и антисемитами, врагами либералов и социал-демократии. И прессу их равно отличал агрессивный стиль.

Глубоко почитая Люэгера, Гитлер вовсе не был его последователем, из политики Люэгера он взял для себя только то, что соответствовало его «мировоззрению». Так, любовь к католицизму Гитлер несомненно не разделял. Уже в школе он не был религиозен, и ни один свидетель не упоминает, что он ходил в церковь. Август Кубичек пишет: «За всё время нашего знакомства, Адольф ни разу не был на богослужении» [1169] Kubizek, 113. . При всём восхищении Люэгером, Гитлер не вступил в Христианско-социальную партию, ему не нравились её «тесные связи с церковью, которая постоянно лезла в политику» [1170] Kubizek, 297. .

Нападки Гитлера на иезуитов также несовместимы с духом Христианско-социальной партии. Не слишком дружелюбно звучит и замечание во «Второй книге»: Ещё на рубеже веков все съезды клерикального христианско-социального движения завершались призывом вернуть Рим святейшему Папе [1171] Hitler, Zweites Buch, 95f. .

Тем не менее, Ханиш счёл необходимом упомянуть, что молодой Гитлер однажды всё-таки примкнул к «клерикалам» — когда речь зашла о борьбе против социал-демократов. «Арбайтерцайтунг» высмеяла процессию в праздник Тела и Крови Христовых, что и подтолкнуло Гитлера выступить в «защиту религии».

Гитлер критиковал Люэгера за то, что тот не использовал расовый принцип в борьбе против славян и евреев. Он считал Шёнерера в этом отношении более последовательным. Однако Люэгер как народный трибун и как «немец» вызывал у него восхищение, равно как и его тактика предлагать «народу» не множество врагов (так делал Шёнерер), а одного единственного — евреев: Искусство всех великих вождей во все времена состояло в том, чтобы не распылять внимание народа, а сосредоточить его на одном противнике [1172] MK, 129. .

После «аншлюса» культ Люэгера расцвёл с новой силой. НСДАП организовала торжественные похороны его сестры Хильдегард в почётной могиле. В 1943 году на экраны вышел фильм «Вена, 1910 год» с участием множества звёзд, посвящённый Люэгеру. Шёнерера показали там с отрицательной стороны как антипода Люэгера, что возмутило «последнего шёнерианца». Геббельс в ответ на протесты Штайна записал в своём дневнике: «В Вене есть радикальная группа, которая хочет провалить фильм. Я этого не позволю… Конечно, Люэгер там несколько идеализирован» , но ведь все эти события «никому не известны, за исключением небольшого круга посвящённых» [1173] Goebbels , Tagebücher, Teil II, Bd. 3, München 1994, 473, 15.03.1941. .

После 1867 года соотношение сил на политической арене Дунайской монархии начало меняться, причём не в пользу немцев. Сначала — в связи с разделением на Транс- и Цислейтанию, затем — из-за либеральной конституции 1867 года, действующей в западной части империи и гарантирующей каждому гражданину защиту его национальных прав. Введённое в 1906 году всеобщее равное избирательное право окончательно ограничило политическое влияние немцев, так как их доля в общем составе населения невелика: в Цислейтании немцев — всего 35,6%, а во всей Австро-Венгрии — и того меньше. При новой демократической системе немцы распростились со своим привилегированным положением, по традиции и сначала делили власть с другими национальностями, а в итоге смирились с доминированием «ненемецкого» большинства. Процесс протекал крайне болезненно, на фоне ожесточённой межнациональной борьбы.

До 1867 года в школах и университетах преобладал немецкий язык, теперь его всё больше вытесняли местные языки коронных земель. В 1867 году занятия на немецком велись в большинстве, а в 1905 году — только в половине гимназий, в 1912/1913 учебном году — лишь в 43% гимназий. Тенденция сохранялась [1174] Urbanitsch, 90. .