Энгус Уилсон - Мир Чарльза Диккенса

Однако в чем же спасение, по Диккенсу? К концу романа подбирается несколько положительных личностей и содружеств. Самое замечательное здесь — мистер Раунсуэлл и все, что стоит за ним. Это своими силами пробившийся в жизни «железных дел мастер» из Йоркшира, где фабрики и кузницы шумно и радостно гомонят о процветающем мире труда и прогресса, поют отходную по дряхлому миру Чесни-Уолда с его парализованным владельцем. В Йоркшир и уезжает Эстер со своим мужем, Алленом Вудкортом; он несет людям руки и сердце врача — это осязаемая помощь, не то что смутная филантропия в ранних романах Диккенса.

Забастовка.

И не ирония ли судьбы, что инициативный промышленный Север, аванпост английского капитала в викторианскую эпоху, принял на себя очередной сокрушительный удар Диккенса? В 1854 году вышел роман «Тяжелые времена».

Закончив публикацию «Холодного дома», Диккенс в обществе своих молодых друзей, Уилки Коллинза и художника Эгга, уехал в Италию. Приятно было отдохнуть от Англии, работы, семьи, хотя молодые спутники порою раздражали его, чему виной отчасти были их скромные средства, конечно мешавшие им всюду поспевать за Диккенсом.

Вернувшись в Англию, он сделал первый вклад в дело грядущего десятилетия, устроив настоящие платные публичные чтения в Бирмингеме; выручка с выступлений шла в пользу Института Бирмингема и Средних графств. На всех трех чтениях, прошедших с огромным успехом, присутствовали его жена и свояченица {111} 111 К стр. 241. …на всех трех чтениях …присутствовали его жена и свояченица — первое публичное чтение состоялось в бирмингемской городской ратуше 27 декабря 1853 г.; Диккенс читал «Рождественскую песнь». . Однако до поры до времени он игнорирует нахлынувший поток приглашений. Трудно сказать, сколько еще продолжалась бы сулившая депрессию передышка в работе, если бы упавший спрос на «Домашнее чтение» не вынудил Диккенса приняться за новый роман, а точнее, не поторопил бы его с ежемесячной данью, поскольку идея нового произведения уже вызрела. Возможно, недавняя поездка в Бирмингем разбудила в его душе ужас перед доменными печами Мидленда, впервые с такой силой выразившийся в кошмарном видении адских печей и обезумевшего, глухо ропщущего люда в «Лавке древностей». На помощь художнику подоспел журналист, взбудораженный двадцатитрехнедельной забастовкой и локаутом на хлопчатобумажных фабриках в Престоне — в январе 1854 года Диккенс едет в Ланкашир, чтобы быть свидетелем битвы между владельцами предприятий и рабочими. Уже в апреле выходит первый выпуск романа «Тяжелые времена». Успех романа вернул «Домашнему чтению» блеск его славы и материальное процветание.

В романе «Тяжелые времена» Диккенс наиболее полно и с особенной остротой раскрыл свое отношение к викторианскому обществу. Здесь он ополчается на идею прогресса, как его понимали трезвые капиталисты-викторианцы, исповедовавшие принципы laissez faire {112} 112 К стр. 242. …принцип laissez-faire — принцип «невмешательства» провозглашался так называемой «манчестерской школой» в политической экономии, выступавшей под лозунгом «свободы торговли» и «свободы частного предпринимательства». Боролась против всяких попыток «фабричного» (рабочего) законодательства; в 60-е гг. общественное мнение все громче и активнее требует законодательного упорядочения между трудом и капиталом. . Начиная с «Оливера Твиста», он постоянно критикует тот аспект утилитаризма, который видит в человеке отвлеченную статистическую единицу {113} 113 К стр. 242. …статистическую единицу — узко-личный расчет как основной стимул человеческой деятельности и практицизм — естественное следствие «теории пользы» (утилитаризма) английского буржуазного экономиста Джереми Бентала (1748–1832) и последователей его школы. ; порицает образование, которое губит воображение слепым преклонением перед фактом; утверждает веру в честность и трудолюбие простого английского рабочего; выступает в защиту бедных и угнетенных. В «Тяжелых временах» возникает, однако, и новый момент: умение обойтись без чьей-либо помощи и тяжелым трудом, во всем ограничивая себя, выбиться в люди Диккенс отказывается признать безусловной добродетелью. Правда, этот выпад отчасти ослаблен тем обстоятельством, что хвастовство задиры-фабриканта Баундерби, якобы собственными силами «выбравшегося из канавы», на поверку оказывается враньем; ему помогли, его поддержали в жизни скромные любящие родители, и тем не менее Баундерби действительно человек, который упорным трудом, ценою лишений, на одном честолюбии выбился из низов. Однако эти достоинства не украшают его, ведущего представителя бездушной системы эксплуатации.

Руки мистера Раунсуэлла, «железных дел мастера» из «Холодного дома» (и в равной степени это можно сказать о его рабочих), «жилистые и очень сильные». Еще они «немножко закопчены», но, несмотря на возможные недостатки, всем обязанный собственным трудам йоркширский мир мистера Раунсуэлла обещает в конце романа целительный прогресс; а мир мистера Баундерби, тоже, казалось бы, творение его собственных рук, несет окружающим только нищету и смерть. Таким образом, в этом романе Диккенс расстается с одной из своих самых живых надежд (а их у него оставалось немного) — с надеждой на самостоятельность, честолюбие и способность утвердиться в обществе. На этом зиждется успех его собственной жизни, но это совсем не подтверждалось опытом других членов общества. Благожелательные старички его ранних произведений все принадлежали к числу людей, пробившихся в жизни своими усилиями: Пиквик, братья Чирибл, возродившийся к новой жизни Скрудж, Гарленд, старый Мартин Чеззлвит. Но мистер Баундерби их всех упраздняет. Отныне честолюбивые устремления будут вызывать у Диккенса откровенную неприязнь, единственный ответ на социальную несправедливость — устраниться, уйти в душевный покой и христианское смирение, вести сугубо частную жизнь, посильно украсив ее добрыми делами.

И конечно, никаких бунтов. «Тяжелые времена» — книга резкая, но это далеко не социалистический трактат, каким его хотели видеть некоторые современники. Забастовщики здесь все положительные люди, введенные в заблуждение преследующим свои цели ловким подстрекателем Слекбриджем. Левых критиков, одобрявших обличение капитализма у Диккенса, неизменно ужасал отвратительный, исполненный желчи портрет предводителя забастовщиков. Действительно, картина разительно отличается от изображения забастовщиков в Престоне, которым Диккенс посвятил очерк в «Домашнем чтении» в начале февраля 1854 года, всего за два месяца до публикации первого выпуска романа. Диккенс пишет, что митинг забастовщиков (если не ошибаюсь, он побывал только на одном) оставил у него самое благоприятное впечатление своей сознательностью, организованностью: «Если сравнить это собрание с заседанием в палате общин с точки зрения тишины и порядка, то достопочтенный спикер отдал бы предпочтение Престону» {114} 114 К стр. 243. …отдал бы предпочтение Престону — выгодное впечатление от сознательности и организованности рабочего митинга составилось у писателя по контрасту с поведением оппозиции в палате общин: в случае неодобрения того или иного решения члены оппозиции устраивали беспорядки. . Он специально обращает внимание на то, что стачечный комитет решил не заслушивать манчестерскую делегацию Рабочего Парламента {115} 115 К стр. 243. …Рабочего Парламента — в 1852–1853 гг., в обстановке надвигавшегося промышленного кризиса и роста стачечного движения наиболее передовой в классовом отношении манчестерский пролетариат развернул агитацию за создание «Рабочего парламента». Инициатором этого движения, ставившего целью создание пролетарской партии, был видный деятель чартистского движения, поэт Э.-Ч. Джонс (1819–1869). , когда выяснилось, что делегаты намерены выступить не по поводу данной стачки, а с широкой программой политических требований. Подобной сдержанности, умеренности и просто порядка нет и в помине у распоясавшихся демагогов, выведенных им в романе «Тяжелые времена».