Энгус Уилсон - Мир Чарльза Диккенса

Афиша спектакля «Не так плохи, как кажется».

Спектакль для ее величества.

Диккенсовские любительские спектакли можно разделить на два основных цикла. В первый (1845–1851) войдут постановки старых пьес: «Всяк в своем нраве» Бена Джонсона и «Виндзорские насмешницы» Шекспира, а также одна костюмная пьеса Литтона; каждое представление сопровождалось обычно коротким водевилем, в котором Диккенс мог тряхнуть стариной — временами Мэтьюза и Сэма Уэллера. Женская половина семьи — даже у Кэтрин и Джорджины были небольшие роли — тоже участвовала в домашних спектаклях, отменными декорациями для которых служили Рокингемский замок или Небворт. В гастрольные поездки на женские роли приглашались профессиональные актрисы. В конце пятидесятых годов театральная деятельность Диккенса возобновилась, были поставлены две мелодрамы, в которых он сам играл, — «Маяк» (1855) и «Замерзшая пучина» (1857) Уилки Коллинза. Этот новый молодой друг появился несколько лет назад как актер в пьесе Литтона. В двух последних спектаклях Диккенс эффектно сыграл трагические роли. На постановках исторической пьесы Литтона и «Замерзшей пучины» присутствовала королева; первый спектакль давался в лондонском особняке герцога Девонширского, второй — в Картинной галерее на Риджентс-стрит. Не последнее удовольствие, которое Диккенс извлекал из любительских спектаклей, заключалось в том — пусть эта черта достойна иронии, но, как знать, может, и уважения? — что здесь он встречался с людьми высокого ранга, не поступаясь чувством собственного достоинства. Здесь он по-настоящему сдружился с герцогом Девонширским, здесь вежливо отклонил честь быть представленным королеве, мотивируя отказ тем, что-де не успел переодеться, а в театральном костюме предстать не смеет. В худшем случае это утонченный, хотя и безвредный, снобизм, а в лучшем, что вероятнее всего, то была определенная позиция в борьбе за общественное признание его профессии.

Как бы то ни было, целиком поглотившая его театральная деятельность не представляла бы сегодня такого интереса, если бы во время гастролей с «арктической мелодрамой» «Замерзшая пучина» он не встретил в июле 1857 года в Манчестере очаровавшую его (хотя и совершенно непреднамеренно с ее стороны) молодую профессиональную актрису Эллен Тернан — что ускорило уход от жены, если не послужило его главной причиной.

Полную правду о причинах неудачно сложившейся семейной жизни Диккенса (не ту, разумеется, правду, на которой настаивали главные виновники развода или их ближайшие родственники) нам вряд ли доведется узнать. Все суждения, высказанные по этому поводу, до некоторой степени пристрастны. Некоторые критики, преклоняющиеся перед Диккенсом-писателем, весьма не одобряют его порывистый, неуравновешенный характер, его склонность жалеть себя и втайне рады видеть в нем мужа, грубо помыкавшего женой, или человека, вульгарно выносившего на всеобщее обозрение свои семейные неурядицы. Другие почитатели его творчества, напротив, очарованные его характером — энергией, чувством юмора, щедростью, обаянием, — склонны полагать, что женщина, заставившая Диккенса испить чашу горечи и разочарования, сама должна была быть существом угрюмым, флегматичным, или ипохондрическим, либо исключительно глупым, а то и все вместе. Причины развода также мало проясняются, если принять во внимание аргументы супругов, поскольку мы располагаем слишком большим числом версий Диккенса, объяснявшего, когда и почему отношения между супругами осложнились, и слишком мало знаем о мнении Кэтрин на этот счет. Джорджина, сестра Кэтрин, принявшая целиком сторону обожаемого зятя, не смогла в достаточной мере оправдать его еще тогда, а сейчас ее позиция вызывает даже симпатию к покинутой сестре.

Что касается детей Диккенса, по крайней мере старших, кого он настойчиво выставлял как свидетелей неспособности их матери вести дом, немногие из них делали какие-либо признания тогда или позднее, но и в этих случайных заявлениях чувствуется какая-то недосказанность. Будет лучше, если краткую историю весьма печальной судьбы большинства детей Диккенса (у него было семеро сыновей и две дочери) мы изложим в последней главе его биографии. А пока можно только отметить, что, хотя они и полностью находились под его влиянием и, естественно, испытывали благоговение перед его величием, только одна Мэйми, старшая дочь, кажется, искренне его любила. Кэйти, вторая дочь, восхищалась отцом и в то же время во всем ему противоречила. Старший сын, Чарли, возможно, и любил его, но был очень угнетен тем, что разочаровал своего отца. Джорджина, которую Диккенс представлял как подлинную мать семейства, на протяжении всей своей долгой жизни была очень привязана к Генри, ее самому умному и удачливому племяннику; теплые отношения были у нее также с двумя племянницами. И все же события, развернувшиеся после смерти Диккенса, дают основание полагать, что Чарли испытывал явную неприязнь к своей тетке, а другие племянники питали к ней безразличие и просто не замечали ее. Но положение Кэтрин, что бы она ни говорила о внимании и любви к ней детей, было немногим лучше. Невозможно отделаться от мысли, что разлад в доме Диккенса почти у всех детей породил угнетенное состояние, решительно возобладавшее над положительными эмоциями.

Мнения друзей мало помогают понять истинные причины происшедшего. Сам Форстер в своей почти безукоризненной книге {119} 119 К стр. 257. …в своей почти безукоризненной книге — столь высокая (хотя и с несущественной оговоркой) оценка книги Форстера представляется не вполне оправданной. Исследователи давно отметили произвольное, тенденциозное обращение Форстера с письмами Диккенса. В первую очередь это касается писем, содержавших подробности его семейной драмы. Этих писем вообще осталось очень мало: многие были сожжены по завещанию Форстера и Джорджины Хогарт, растеряли письма отца и сыновья Диккенса. только и приводит что подборку из филиппик Диккенса против жены. Он недооценивает роль Кэтрин в жизни Диккенса точно так же, как умаляет и важность дружбы Диккенса с Коллинзом. На основании всего этого биографы и писатели склонны верить намекам и высказываниям самого Диккенса, что его брак был ошибкой с самого начала. Чтобы подкрепить это утверждение, раздувают и подчеркивают любые колкости, которыми обменивался писатель с женой или отпускал на ее счет, любые вспышки ревности или ссоры, свидетельствующие якобы о разладе в их отношениях с первых дней совместной жизни вплоть до окончательного разрыва.