Леон Дегрель - Любимец Гитлера [Русская кампания глазами генерала СС]

Каждый из наших юных героев стоил больше, чем куча мохнатых пленных с желтыми и плоскими головами, с жесткой щетиной, которые дрожали, сидя на корточках в подвале школы.

Но этот жестокий контраст точно устанавливал значение и значимость дуэли: или Европа, утонченная как результат двадцати веков цивилизации, или эти азиатские орды, дикие, звероподобные, с гримасами из-под своих красных советских звезд. Наши юные добровольцы сделали свой выбор: они погибли так же геройски, как и старые воины, за тот идеал, что сиял в их глазах.

Красные, обескровленные этой операцией, откатились в лес к западу и юго-западу. Они больше не осмеливались вступать в рукопашную в этом секторе, усеянном трупами их соплеменников.

Несколько мерзких свиней бродили перед советскими позициями, бесцеремонно пожирая тлетворные тела, быстро разлагавшиеся под солнцем. Русские с завистью смотрели на этих поросят-некрофагов, возившихся в двадцати метрах от них в зеленых кишках их собратьев. Было видно, что они горели желанием привлечь к себе этих отвратительных тварей. Наконец им удалось схватить одного. Мы услышали их радостный крик. Советский каннибализм практиковался посредством этого животного.

Мы получили все недостающие сведения о расположении этих тонких ценителей поросятины. Один из наших санитаров, некто Броэ, попал в плен, пытаясь вытащить одного из наших раненых, упавшего на берегу реки. Красные отвели его от поста к посту. Он выучил раньше русский язык, как и многие из наших солдат. Как и они, он был ловкий малый. Балагур, он болтал и болтал. Наконец, его провели в тыл. Он успел установить позиции врага и его численность. Темнота наступила во время марша. Дорога шла вдоль глубокой расщелины. Наш санитар прыгнул и покатился в пропасть. Напрасно красные стреляли, вышеназванный Броэ убежал!

Он плутал десять раз. При первых лучах зари мы увидели голову, которая вынырнула из болота в пятидесяти метрах перед нами. Это был наш парень! Он подполз к нам, весь в грязи, позеленевший, как нигерийский гиппопотам. С этого момента русские получили атаку на западе, наша пушка обстреляла их позиции в лесу.

Оставались дубовые рощи, расположенные над нами на юго-востоке, откуда советский батальон сильно обстреливал нас из минометов. Мы должны были укрываться от рассвета до ночи в наших окопах в меловом грунте или возле хат. Наш командир, попытавшись сделать небольшую разведку, получил три минометных осколка.

Надо было обязательно очистить эти высоты, свергнуть оттуда этих дьяволов, как говорили в отряде. Одна из наших рот отлично реализовала это, отбросив русский батальон со всем его вооружением.

Но мы дорого заплатили за эту контратаку. Гранатой был убит национальный руководитель рексистской молодежи и судья Джон Хагманс, бывший студент-коммунист Брюссельского университета, обратившийся в нашу веру и ставший глашатаем величия наших старых Нидерландов и эпическим проводником, страстно любимым новым поколением.

Джержаков был освобожден лишь частично. Каждый день наши вылазки и рейды оттесняли врага. Но едва наши солдаты подходили к хатам, как огонь возобновлялся в ста метрах позади них. Они едва успевали укрываться в блиндажах. Противник отступал, затем возвращался, как какой-то аккордеон смерти. Советские снайперы засели на деревьях, похожие на ягуаров. Иногда мы вычисляли их, тщательно прицеливались: тело падало на землю, ломая ветки.

Но большинство этих снайперов-древолазов были неуловимы. Одной дюжиной они тормозили любое наше выдвижение. Невозможно было сделать и десяти шагов на полуоткрытой местности. Джержаков был окружен этими стрелками, необыкновенно ловкими и очень ценившими свои пули.

Однако это неприятное обстоятельство не могло изменить главного: Джержаков был спасен, русским не удалось отбить этот проход, необходимый для их контратак.

Мы были единственными, кто сохранил выдвинутую в юго-западные кавказские леса позицию. В остальных местах повсюду было отступление. Джержаков остался как таран, вбитый в советские боевые порядки. Именно здесь в октябре было предпринято последнее наступление на Западном Кавказе.

Наша дивизия скатывалась к югу. Мы участвовали в этом продвижении после того, как нас укрепили частями дивизии СС «Викинг». В конце августа в один солнечный день мы оставили могилы наших убитых и отдельными отрядами осторожно двинулись через дубравы на запад, где еще бродил враг. Наша группа наткнулась на длинную цепь советских солдат. Их было больше, чем нас. Они прошли по гребню в нескольких метрах над нашими головами, не догадываясь о нашем присутствии в кустах.

Через два часа марша мы дошли до маленькой деревни, что протянулась золотистым пятном между двух больших синих гор: это была станица Кубано-Армянская, большой населенный пункт на расчищенной в кавказских джунглях и удобренной в царские времена перегноем земле одним племенем беглых армян. На бревнах перед хатами неподвижно сидели похожие на странного вида призраков мальцы со сливового цвета лицами, с маленькими головами беспокойных филинов.

Сентябрь 1942 года был месяцем затишья для дивизий, сражавшихся на Западном Кавказе. Немецкое наступление во второй половине августа провалилось из-за недостаточного количества войск, требовавшихся для того, чтобы открыть проход и обеспечить необходимый контроль завоеванных зон в лесах, это было наступление в пустоте. Но этот легкий марш закончился. Враг терпеливо подождал, когда мы пройдем тысячу двести километров и завязнем в джунглях, чтобы нанести ответный удар. Когда мы были зажаты в горных теснинах и ущельях, отрезанные от наших тылов километрами мрачных лесов, вот тогда и началась жестокая, дерзкая, часто невидимая и всегда смертоносная партизанская война.

Надо было отступать во многих местах. Затем надо было ждать подхода подкрепления, без которого невозможно было двигаться вперед.

Вот мы и ждали. Армянская станица Кубано-Армянская была захвачена одной из наших рот в тот же день, когда мы штурмом взяли Джержаков. Враг не оказал сопротивления, позволив оттеснить себя за опушку. Фронт стабилизировался на границе леса.

Мы никогда не видели подобной деревни. Избы не были приклеены к земле, как в степи. Они держались на мощных сваях из-за боязни диких зверей, что, выходя из леса зимой, бродили и разбойничали в долине. На высоте этих свайных построек армяне были в безопасности. Хлева были на высоте пяти метров. К домашним животным меры предосторожности были большими, чем к женщинам и детям.

С большим трудом скот поднимали в эти хлева, где он проводил снежные месяцы в спокойствии, тогда как у подножия выли орды голодных волков.