Александр Казанцев - Мёртвая зыбь

— Капитан первого ранга Званцев прибыл в ваше распоряжение на защиту демократии.

— Зачисляю рядовым отряда с дислокацией у этого входа, — распорядился седеющий бородач в очках, в старинном френче с портупеей времен Гражданской войны, маузером в деревянной кобуре, и орденом боевого красного знамени на красной подкладке.

И Олег, офицер высшего ранга, встал рядом с отслужившими срок сержантами и солдатами, или просто гражданскими людьми, охваченными общим порывом.

Когда стал накрапывать дождь, Олега нашла сестра Алена, и съездила вместе с еще одним депутатом на такси домой за плащом себе и непромокаемой курткой брату. Когда они вернулись к Белому дому, таксист отказался взять с них плату за проезд:

— Хоть так приму участие в вашем святом деле.

Младшего брата среди пятидесятитысячной толпы Алена не нашла, а он тоже был там. Помогал возводить баррикаду из мебели близлежащих учреждений, строительных лесов ремонтируемых зданий и поставленного поперек улицы обгоревшего троллейбуса с беспомощно задранными вверх дугами.

— Все в институте не работали, — рассказывал он потом отцу. — Никто нас не посылал, и ни у кого мы не спрашивались. А просто все вместе пошли к "Белому дому". Встретили там множество людей. И старых, и молодых, совсем незнакомых, но вроде родных. И все пришли защитить "Белый дом" и Ельцина. Говорили, он примчался с дачи, преследуемый чекистами, которые не успели или не решились его арестовать. И вроде генерал Лебедь ведет войска защитить демократию…

А Званцев сквозь грохот танков услышал сообщение корреспондента Би-би-си о молодой женщине с огненными волосами, стоявшей на баррикаде, глубоко взволновавшее его. Англичанин закончил словами:

— Трудно понять этих русских…

И Званцев вспомнил “сонет Сирано” о Франсуазе.

Что написал бы тот на месте англичанин? Конечно, сонет!

И писатель ощутил неодолимое желание воспроизвести, как воспел бы Сиарно де Бержерак из XVII века девушку ХХ. И отложив все в сторону, он сел за стол:

Танк попятится и, развернувшись, дал пример и остальным бронемашинам отступить перед силой духа безоружных людей.

— Что вы об этом думаете? — спросил Владим, выслушав по телефону Званцева.

— Я хотел бы, Владим, чтобы это была моя дочь Алена. У нее волосы такие. И характер такой. И еще жалею, что сам не был там.

— Вас дети заменили, а у меня их нет.

— Вот таких старцев, как мы с вами, там только и не хватает, — с усмешкой добавил Званцев.

— Но каков Ельцин! — восхищался Платонов. — Взял всю власть и командование вооруженными силами страны, отменил чрезвычайное положение!

— Приказал танкам покинуть столицу, — добавил Званцев. — Вот вам пример перевоплощения. Вчерашний ярый коммунист, первый секретарь Свердловского обкома партии, приказавший снести дом Ипатьева, где убили царскую семью. Хотел скорее забыть эту “революционную необходимость”. Теперь превратился в гаранта демократии. Чем не мой Сирано?

— Значит, не зря мы отдали ему свои голоса.

— Хочу верить, что не зря.

А на балконе Белого дома после Ельцина и вице-президента Руцкого, заверившего, что он выполнит поручение арестовать путчистов и доставить из Крыма изолированного там Горбачева, в числе выступавших оказался популярный юморист Геннадий Хазанов, который под общий хохот пародировал дерзкого геополитика Владимира Жириновского. Смех был нужен толпе, как и уверенность, что правда на их стороне.

Званцев и Платонов не были рядом у экрана. Их разделяли десятки километров. Но они, как в былые дни, когда играли в шахматы по телефону, и в эти грозные часы, с помощью проводов, были вместе.

Путч выдохся. Его руководители были арестованы полковником Руцким. Он же слетал в Крым и освободил негодующего Горбачева с женой Раисой Максимовной, тяжко перенесшей это испытание.

Руцкой был произведен в генералы.

Президент СССР Горбачев приступил к своим обязанностям.

Но в Кремлевской берлоге оказалось два медведя…

— Ну что, Саша, — говорил Владим Званцеву при встрече три месяца спустя. — Спор между двумя медведями, хоть и теснились они в Московском Кремле, решался, как и подобает медвежьему спору, в лесной глуши. Ваш преображающийся Герой показал, кто настоящий медведь.

— Да, кардиналов Ришелье и Мазарини вместе взятых в Беловецкой пуще он превзошел. Никто из них не решился бы принести в жертву Францию, ради водворения на престол угодного правителя.

— Мы оба голосовали не за ваших кардиналов, а остались в дураках, — возмущался Владим.

— Да, властные кардиналы выглядят несмышленышами по сравнению с высшим пилотажем коварства в Беловежской пуще, — согласился Званцев.

— И что же теперь ждет нас по мнению “провидца от литературы “, каким вы, Саша, считаетесь?

— Будет хуже, Владим. И это не гадание на кофейной гуще, а понимание единого ”Закона развития”. Начнутся национальные распри, притеснения иноязычных в разрубленных клочках могучего организма, подобных ампутированным рукам или ногам. Порвутся экономические связи, забуксует промышленность, произойдет спад производства и нас с вами перестанут издавать, предпочитая бульварщину или, что еще хуже, приукрашенную порнографию. Ведь свобода печати!

— Вас лучше не слушать, черный вы вещун! Одна надежда, что с Ельциным вы просчитались. Ошибаетесь и в прогнозах теперь.

— Дай Бог, чтобы Бог дал, — как говорил в Малеевке Паустовский. — Рад был бы на этот раз ошибиться.

— Но в одном вы, Саша, правы. В преображении Ельцина.

— Но он, увы, не Сирано. Но тот мог бы написать о нем:

Разговор двух престарелых друзей-писателей на прежнюю тему возобновился в октябре 1993-го дома у Званцева во время анализа сыгранной ими партии.

— Поскольку я, упустив выигрыш, не могу взять два хода назад, — говорил Владим, переставляя фигуры, — предлагаю, Саша, взять два года назад и проанализировать отнюдь не шахматное положение в нашей стране.

— Почему не шахматное? Вполне шахматное. Есть офицеры, есть солдаты-пешки, есть танки-кони и прославленные пушки. Есть и ферзь во главе послушного правительства, и даже Борис Первый в покоях царских во Кремле.