Петр Лещенко - Петр Лещенко. Исповедь от первого лица

Поблагодарив Селявина за приглашение, я ответил, что в данный момент не могу приехать в Одессу. Для поездки в Транснистрию и уж тем более для того, чтобы выступать там, нужно было получить разрешение, а я в то время не мог за ним обращаться. В случае обращения сразу же мог возникнуть вопрос: почему я, военнообязанный младший лейтенант, вместо того, чтобы быть на военной службе, собрался ехать в Транснистрию? Письмо от Селявина пришло между вторым и третьим извещениями из полка.

Но провидение упорно влекло меня в Одессу, где должна была состояться моя судьбоносная встреча с Верочкой. В январе 1942 года, вскоре после возвращения из Фалтичени, я получил второе письмо от Селявина. Он писал мне, что меня ждут в Одессе, что все билеты на мои концерты проданы, осталось только определиться с датами. Я понял, что он не получил моего письма и истолковал мое молчание как согласие. Я написал Селявину еще одно письмо и для надежности также отправил телеграмму. Письма могли пропасть, а телеграммы доходили по назначению всегда. Селявин прислал мне ответную телеграмму, в которой обещал все устроить.

В начале апреля ко мне приехал из Одессы главный администратор театра Михаил Друзюк. Мы сразу же почувствовали взаимное расположение, которое очень скоро переросло в дружбу. На все время моего пребывания в Одессе Михаил стал моим ангелом-хранителем. Он знал всю Одессу, а вся Одесса знала его. Я даже давал домашние концерты в его квартире на Елизаветинской улице. У Михаила благодаря стараниям его самого и его очаровательной жены Евгении я чувствовал себя как дома. Для человека, оказавшегося в незнакомом городе, очень важно иметь таких друзей.

Михаил привез мне разрешение на приезд в Одессу и выступления в ней, подписанное директором городских зрелищных предприятий Руссу, и сказал, что хотел бы заранее согласовать не только даты моих концертов, но и репертуар. В Бухаресте я пел все, что мне хотелось петь, а в Одессе по требованию Алексяну в моем репертуаре непременно должны были быть песни на румынском языке. Хотя бы десятая часть. Разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы я пел что-то «патриотическое». Я выбрал несколько лирических песенок, таких как «Мне снилось, что я с тобой», «Твои глаза меня околдовали», «Сердце бродяги», «Ее взгляд свел меня с ума». По названиям этих песенок можно судить об их содержании.

Михаил пообещал устроить мне справку о моей мобилизации на месте, которая избавила бы меня от военной службы. «Я знаком с генеральным прокурором военно-полевого суда полковником Кириллом Солтаном, — сказал он. — Через него можно сделать любой документ, надо только позолотить ему руку». Я удивился тому, что такой высокий армейский чин раздает за взятки фальшивые справки. Он же генеральный прокурор, надзирающий за исполнением законов. Михаил рассмеялся и сказал: «Не знаю, как у вас в Бухаресте, а у нас в Одессе взятки берут все. Разница только в размерах. Даже Алексяну не гнушается принимать «подарки». Деньги его не интересуют, он коллекционирует старинные драгоценности».

Я должен был выступать в ресторане до 17 мая, когда заканчивался зимний сезон. Мы договорились с Михаилом, что я приеду в Бухарест 20 или 21-го числа и сразу же начну репетировать с театральным оркестром. Первое мое выступление мы решили назначить на 5 июня. Я поосторожничал. Михаил уверял меня в том, что оркестр у них замечательный, но я на всякий случай решил порепетировать подольше. Мало ли что.

Михаил не обманул меня. Оркестр оперного театра оказался выше всяких похвал. Двух репетиций хватило для того, чтобы успокоить меня. Но мне не пришлось скучать до начала выступлений.

Моя песня «Капризная, упрямая…» посвящена Верочке:

Я привел эту песню здесь полностью, поскольку в ней заключена суть нашей любви, суть моего отношения к Верочке. До сих пор я не могу понять, почему она, имея толпу поклонников, среди которых многие были моложе меня, а многие — гораздо богаче, остановила свой выбор на мне и вот уже десятый год озаряет мою жизнь светом любви. Сердцем понимаю: потому что она любит меня, а вот разумом не могу понять, почему она выбрала именно меня. Благодарен ей за все безмерно.

О Верочке я узнал вскоре после приезда, на первой же репетиции с оркестром оперного театра. Я предпочитаю быть с теми, с кем мне приходится работать, не в строго деловых, а в приятельских отношениях. В дружеской атмосфере мне легче работать. Поэтому по окончании первой репетиции я пригласил оркестрантов в ресторан, для того чтобы отметить наше знакомство. Поскольку я Одессы не знал, выбирать ресторан я предоставил им. «Пойдемте в «Одессу», предложил кто-то и мы пошли в ресторан «Одесса». Я еще пошутил по поводу того, что приехал в Одессу и иду в «Одессу».

«Одесса» оказалась небольшим рестораном, больше заслуживающим название «кафе». О чем мы там говорили и что ели, я не помню, потому что, едва усевшись за стол, заслушался пением молодой красавицы. «Мама, нет слов ярче и милей, мама, нет глаз мягче и добрей…» [74] Популярная в конце 30-х и 40-х годов прошлого века песня «Мама» (музыка Модеста Табачникова, слова Григория Гридова). , пела она, а я смотрел на нее и думал не о маме, а о певице. Она не только была красивой, хорошо пела и хорошо аккомпанировала себе на аккордеоне. Красивых одаренных певиц я видел много. Но от этой исходил какой-то внутренний свет, лучи тепла исходили. Словами это передать нельзя. Пушкин, возможно, сумел бы, а я не могу. Скажу только, что я сразу же почувствовал, что передо мной особенная женщина. Что в ней такого особенного, я не сразу понял, да и до сих пор не до конца понимаю. Но — особенная, не такая, как все! Она пела не так, как все, улыбалась не так, как все, и вообще была другой. Прекрасной, чарующей, несравненной… Я полюбил ее с первого взгляда, только не сразу осознал это. Поначалу смотрел и думал: «Ах, как же хорошо она поет!» «Кто это?» — спросил я у моих спутников. «Не знаем», — ответили они. «Как можно не знать такую певицу?» — удивился про себя я. Ударник Володя, совсем молодой еще парнишка, сказал: «Это Вера Белоусова, мы с ней знакомы».