Петр Демидов - На службе у бога войны. В прицеле черный крест

Неудачи под Познанью можно объяснить не только хорошей защищенностью крепости или присутствием там большой группировки войск. Главная причина была все же в другом: брать крепость было нечем. Наши тылы отстали, и войска испытывали острую нехватку боеприпасов, горючего и продовольствия. Кроме того, сюда подошли гренадерская дивизия «Бранденбург» и другие соединения из резерва. Они ударили по нашим войскам в районе Вайсенбурга и приостановили форсирование реки Варты.

Прежде чем к Познани подошли полевые армии Чуйкова и Колпакчи, у ее стен оставалось небольшое прикрытие под командованием полковника Горелова, основные же силы танковой армии направлялись на прорыв Мезеритцкого укрепленного района. Мы уже тогда считали, сколько километров осталось до германской государственной границы: 200,150, 120… Еще рывок — и мы достигнем намеченной цели.

К большому сожалению, под Познанью погиб Герой Советского Союза полковник Горелов, чья биография стала яркой страницей в истории 1-й гвардейской танковой армии.

Два года Владимир Михайлович командовал 1-й гвардейской танковой бригадой, которая геройски дралась на разных фронтах, не зная поражения. Она отличилась на Курской дуге, в Украине и Польше. Комбриг был опытным и отважным офицером, действовал в бою всегда решительно и смело. В корпусе он пользовался всеобщей любовью, дивизион РС постоянно следовал по пятам за его бригадой, готовый в любую минуту поддержать своим огнем. Я знал о разладе в семье полковника. Его жена Валерия, врач по профессии, встретила на фронте свою новую любовь, и комбриг подал на развод. У них от совместного брака осталась дочь, которую Владимир Михайлович очень любил. Совершенно неожиданно он женился вторично. Когда корпус находился в Обояни, комбриг встретил Агнию Федоровну. Она была тоже врачом. Эта милая и добрая сибирячка не только скрашивала жизнь нашему комбригу, но и взяла на себя все повседневные о нем заботы. Этой фронтовой паре завидовали все офицеры корпуса.

Несчастье случилось как раз под Познанью, в местечке Овиньски, где части 8-го гвардейского механизированного корпуса форсировали Варту. Здесь же переправлялись и части 2-го танкового корпуса генерала Ющука. На переправе образовалась огромная «пробка». Горелов, предвидя печальные последствия в случае напета вражеской авиации, бросился на берег в поисках начальника переправы. Им оказался комбриг одной из бригад. Но начальник переправы занимался не своими прямыми обязанностями, а пьянствовал в доме на берегу реки. Горелов потребовал немедленно убрать с дороги танки. Подвыпившие офицеры во главе со своим комбригом в звании подполковника послали незваного гостя куда подальше, а один из собутыльников развязно процедил:

— А ты кто такой? Ребята, проверим его!

Полковник ударом кулака свалил наземь офицера и вышел из дома, надеясь без чужой помощи разогнать «пробку». Обиженный офицер с автоматом в руках выскочил следом за ним и выстрелил в спину. Из дома выбежали остальные офицеры, один из них даже стал искать документы убитого. Расстегнув шинель, он увидел на гимнастерке набор орденов и Звезду Героя Советского Союза. Все сразу же сбежали с места преступления.

Гибель полковника Горелова оплакивала вся танковая армия. Его тело отвезли во Львов и похоронили на том же «Холме Славы», где был похоронен и комбриг Федор Липатенков. Убийцу долго искали, но безуспешно. Нашли лишь в конце войны. Им оказался сотрудник контрразведки и «СМЕРШ» той танковой части, которая форсировала Варту 22 января 1945 года. Видимо, это обстоятельство тогда и помешало поискам убийцы и его наказанию.

Трагический случай, произошедший в танковой армии, командование старалось замалчивать, как только могло. Лишь спустя много лет маршал танковых войск Бабаджанян слегка коснулся этого темного дела:

«В сентиментальности меня трудно заподозрить, но и сейчас, спустя два с лишним десятилетия, не могу говорить о гибели Володи без спазм в горле.

Подлая пуля пьяного бандита скосила его, угодив в спину. Слишком дорогую жертву потребовал Марс за нашу победу на границе рейха, тем страшнее оскалился для нас лик войны. Тем страшнее, потому что все мы уже видели ее ближайший конец…

Пусть бегут годы, а я, как только появляется первая возможность, стремлюсь побывать на «Холме Славы» во Львове, постоять молчаливо у могилы Володи Горелова. Нет на свете для меня ничего священнее боевого братства, опаленного Великой Отечественной войной…» [50] Бабаджанян А. X. Дороги победы. М., 1972. С. 234.

В 1975 году в составе туристической группы я побывал во Львове. Посетил могилу Володи Горелова. К моему удивлению, на могильной плите ошибочно было выбито звание — «подполковник». Связался с ветеранами 1-й гвардейской танковой армии, проживающими во Львове. Ошибку исправили. Но горечь по поводу трагической гибели отважного танкиста у меня осталась. Осталась и боль, и ее уже ничем на излечить…

А тогда, в конце января 1945 года, передовой отряд, оставив Познань, на большой скорости двигался к реке Обра, по которой проходила польско-германская граница. Мы с ходу форсировали реку и ворвались в Бомст, небольшой городок, с широкой в центре площадью и многочисленными историческими памятниками. Это уже и фашистская Германия. Наконец-то мы добрались до нее. Но в душе ни злобы, ни желания мстить местному населению у нас не было. Было какое-то внутреннее волнение и торжество победителей, уверенность, что доедем и до Берлина.

Город горел. Ни взрывов, ни стрельбы не было слышно, раздавался лишь легкий треск горящих зданий. Дивизион PC остановился рядом с танкистами Бочковского. Я вышел из машины, огляделся. На улицах, кроме солдат, — ни души. Рядом возвышался двухэтажный дом, половина его была разрушена и еще дымилась. На первом этаже был, видимо, магазин, сохранилась лишь какая-то вывеска, а на втором — обычные квартиры. Я поднялся на второй этаж, но и тут не заметил ни одного человека. И черт меня дернул лазать по квартирам! Толкнул дверь — она даже не была заперта. Перед моим взором предстала зловещая картина; в углу на деревянной кровати, среди подушек и простыней, лежала морщинистая, донельзя худая старуха в белых одеждах и чепце. Она лежала неподвижно, но была еще жива. На бескровном беломраморном лице выделялись глубоко запавшие, медленно поворачивающиеся глаза. Почему рядом с умирающим человеком не оказалось близких людей? Впрочем, можно догадаться. Гражданское население немецких городов, поддавшись гитлеровской пропаганде, уходило в глубь Германии или пряталось по подвалам, ожидая своей участи.

Насмотревшись на эту мистическую картину, я с каким-то страдальческим чувством покинул дом. Не знаю, но почему-то я стал сравнивать нынешнюю фашистскую Германию с этой старухой, готовой отойти в иной мир, но еще цепляющейся за жизнь. На улице я еще раз посмотрел на второй этаж. В окне показалась тень. Значит, кто-то все же был в этой квартире, и я успокоился.