Кевин Морер - Ликвидатор. Откровения оператора боевого дрона

Гордон возвращался на базу, готовясь совершить плановую посадку. Его топливные баки были почти пусты, поскольку Оперативная группа старалась по максимуму растянуть время работы самолета над целью. Я вышел из оперативной палатки в объятия урагана. Техники на стояночной площадке силились закрыть ворота ангара. Тент службы охраны под порывами ветра раздувался, словно парус, едва удерживаясь на крепежных оттяжках. Один из охранников колотил молотком по колышку, в то время как другой тащил мешки с песком, чтобы придавить его к земле. Я бросился к СНУ. Там уже должны были брать Гордона на управление.

В кресле сидел МаДроверс, пилот из ночной смены. Он был еще одним молодым лейтенантом, который прошел путь летчика-истребителя, прежде чем получить назначение в «Хищник». Парень был пакистанского происхождения, что отразилось в его позывном — видоизмененном имени персонажа Ай-Жита М'Драрза из передачи «Субботним вечером в прямом эфире» периода войны в Персидском заливе.

Он уже взял Гордона под контроль и вел его кругами в северной зоне ожидания.

— Сколько у тебя бензина?

— Самый минимум, — ответил он.

Топлива у летательного аппарата оставалось только на пару попыток захода на посадку, после чего он должен был либо сесть, либо плюхнуться в море.

— Каковы погодные условия?

Я имел о них представление, но хотел знать, что говорят метеорологи на контрольно-диспетчерской вышке. МаДроверс позвонил на метеостанцию с телефона СНУ.

— 600 местами, 1500 «сплошняк», — сообщил он, положив трубку.

Разорванная облачность на высоте 600 метров над уровнем земли, сплошной облачный покров на полутора километрах.

— А ветер? — уточнил я.

Недоуменный взгляд.

— Перезвони им.

Он говорил по телефону несколько минут, затем снова положил трубку.

— Пятнадцать узлов.

— Какое преобладающее направление?

Снова недоуменный взгляд.

— Перезванивай.

МаДроверс сделал третий звонок на вышку.

— Переменное, но по преимуществу южное.

— Ладно, — сказал я. — Скажи, по ощущениям ветер снаружи тянет на 15 узлов?

— Нет, сэр.

Я многозначительно поглядел на него. Он понял намек и позвонил в метеорологическое управление Оперативной группы. Тамошние парни располагали более качественной метеоаппаратурой, чем у джибутийской авиационно-диспетчерской службы.

— Что с ветром?

— Метеорологи Оперативной группы сообщают о южном ветре в сорок узлов, — сказал он.

— Как долго он продлится?

— Пару часов, — ответил он.

Это представляло проблему. Максимальная скорость ветра, при которой мы могли садиться в любом из направлений, составляла тридцать узлов. С учетом нашего нынешнего веса предельная максимальная скорость бокового ветра не должна была превышать шестнадцати узлов, однако у Гордона было недостаточно топлива, чтобы ждать, пока ветер стихнет.

— Я поведу самолет, — сказал я.

— Сэр, я справлюсь.

— Ты раньше когда-нибудь садился при боковом ветре такой силы?

— Нет, сэр.

— Значит, сажать буду я.

Я жестом приказал ему освободить кресло. Более четырех тысяч часов налета и пятнадцать лет службы в авиации научили меня, как надо сажать самолет при таком боковом ветре. Раньше мне уже доводилось садиться в таких условиях на «E-3» — воздушной радиолокационной платформе на базе «Боинга-707». Тогда, даже с очень опытным экипажем на борту, мы едва не оторвали самолету двигатель во время касания взлетно-посадочной полосы.

МаДроверс выбрался из кресла. Он выглядел так, словно я пнул его любимого кота.

— Не волнуйся, я тебе доверяю, — сказал я. — Но я не могу позволить тебе садиться в таких условиях. Если что случится, сможем сказать, что за пультом был самый опытный пилот. Я приму удар на себя.

Он заслуживал того, чтобы это услышать. МаДроверс — превосходный пилот, к летному мастерству которого я относился с огромным доверием. Это была не та ситуация, как с Дженцем, когда того вытащили из кресла перед пуском ракеты. Я пытался оградить пилота от неприятной ситуации, на которую в некоторой степени мог повлиять.

Я сел в кресло и немедленно взял управление беспилотником в свои руки.

— Вышка, говорит Гордон Четыре-Ноль, готов к снижению. Прошу разрешения на посадку на полосу два семь.

Ответил голос с франко-арабским акцентом:

— Гордон, ветер слабый. Снижайтесь до высоты 300 метров. Разрешаю визуальный заход на посадку на полосу ноль девять.

Я усмехнулся. За стенами СНУ все еще бушевал ветер. Мы слышали его завывание даже за шумом вентиляторов системы кондиционирования воздуха. Разрешение диспетчера меня не устраивало. Мне не нужен был риск крушения в гражданском секторе аэропорта или в жилом районе. Мне хотелось оставаться над водой и садиться на том конце летного поля, который занимали военные.

— Говорит Гордон Четыре Ноль, прошу разрешения на посадку на полосу два семь.

После некоторой паузы диспетчер уступил мне этот путь. В тот момент я был единственным летательным аппаратом в небе, поэтому авиадиспетчер на вышке имел возможность удовлетворить любую мою просьбу в этом плане.

Я сбросил высоту, выровнял самолет над черной поверхностью Аденского залива и начал выполнять поворот перед подходом к району аэродрома. Огни базы и города на дисплее завертелись и поползли в сторону. Экран системы слежения показывал, что «Хищник» фактически летит боком на север, несмотря на то, что он был ориентирован носом на запад.

Ого, ветер слабый, пронеслось у меня в голове.

Маленький розовый самолетик медленно приближался к посадочному курсу. Я выполнил поворот, чтобы вернуть беспилотник на путь к базе. Стрелка на электронном компасе, отмечавшая курс, уткнулась в метку «Юг». Самолету, подобно паруснику, для удержания курса необходимо лететь против ветра, чтобы компенсировать боковую силу.

Согласно данным приборов, наша путевая скорость (скорость самолета относительно земли) составляла от силы узлов двадцать. Большая часть мощности двигателя расходовалась на сопротивление ветру. Приходилось держать высокие обороты, чтобы выдерживать глиссаду — в противном случае я снизился бы слишком рано. Я находился уже совсем близко от ВПП, когда вдруг увидел на экране нашу стояночную площадку. При заходе на посадку в нормальных условиях я бы никогда не увидел с этой точки нашу стоянку, которая располагалась в самом начале взлетно-посадочной полосы (к тому же на приличном расстоянии в стороне от нее). Сегодня я впервые смотрел на своих испуганных техников с высоты птичьего полета, в то время как самолет приближался к ВПП боком под углом в 45 градусов относительно ее оси.

— Около трех метров, сэр.

В поле зрения показались фонари, обозначающие край взлетно-посадочной полосы. Земля неслась нам навстречу.