Шон Иган - David Bowie: встречи и интервью

Что интересно в рок-музыке, что тебе никогда не кажется, что это еще долго будет продолжаться. А потом оказывается, что вот оно продолжается. Мне 37, скоро будет 38, и вот я тут стою, думая: „Я все еще делаю это!“ Так что ты все время все это перепридумываешь. Вся эта огромная махина рока меняется так быстро, так неистово, что в ней невозможно ничего планировать загодя. Я просто понятия не имею. У меня есть две-три зацепки: еще немного поработать с Игги и попытаться самому написать что-то более необычное и экспериментальное. И это единственные вещи в музыке, которыми, знаю точно, я буду заниматься».

[48] Песня Дэвида Боуи с альбома Lodger, буквально можно перевести как «Мальчики всегда выкрутятся».

Эдриан Дивой, июнь 1989 года, журнал Q (Великобритания)

«Я никогда не боялся потери фанатов», — утверждает Боуи в этой большой статье для журнала Q. И в отличие от любой другой рок-звезды для него это не простое бахвальство. Когда в феврале 1976-го Боуи сказал Кэмерону Кроу из «Rolling Stone», что «я в самом деле, искренне и честно, не знаю, как долго еще мои альбомы будут продаваться… И мне на самом деле насрать», — это было перед началом его «Берлинской трилогии», которая словно и задумана была для того, чтобы отпугнуть каждого, кто прежде любил его альбомы за их вылизанность и относительную доступность.

Вопрос Эдриана Дивоя, не боится ли музыкант растерять своих фанатов, был вызван тем, что после альбома «Never Let Me Down» (1987) Боуи сдал себя в «Tin Machine», его первую в историю попытку музыкальной демократии. Эта статья была открывающим интервью группы как единого музыкального ансамбля.

Нельзя не придавать значения тому, как сильно Боуи, по сообщению журналиста, нервничает, переживая, как будет воспринят его альбом. Сердце разрывается, когда читаешь о его надеждах на новый проект, который должен был стать для него выходом из творческого кризиса, куда он себя загнал — в то время как проект этот был оглушающе посредственен и затем ужасно воспринят критикой.

Между тем, когда Боуи просят продолжить давнюю традицию в его интервью воспевать других музыкантов, полюбившихся ему на данный момент, он отвечает жутким, самообличительным комментарием: «Как приятно иметь возможность сказать, что „Tin Machine“ моя любимая группа», который кажется полной противоположностью его направленному против шоу-бизнеса пафосу знаменитой цитаты «мне насрать».

Со своей стороны, Дивой вспоминает: «Представьте себе мой шок, когда он проиграл мне свои новые упражнения в духе арт-металл на оглушающей громкости. И представьте мое недоумение, что сегодня, четверть века спустя, я все еще вполне восхищаюсь и этим альбомом, и его изобретательным архитектором».

«Я — Дэвид, — говорит Дэвид Боуи, слегка краснея, и протягивает влажную руку. — И я совсем не рад всему этому».

Мы стоим в контрольной комнате звукозаписывающей студии в трех этажах над вибрирующих звуками музыкальными магазинчиками и толкотней музыкантов, обменивающихся приветствиями между концертами, на нью-йоркской Западной 48-й улице. Дэвида Боуи торжественно окружили его собственные три музыканта, вместе они зовутся «Tin Machine»: тихий и вежливый гитарист Ривз Гэбрелс в джинсовой рубашке и с выражением умеренного беспокойства на лице, остроумный ударник Хант Сэйлз, его вороная шапка волос упакована в что-то среднее между банданой и кепкой, а ноги заключены в основательного размера тапочки в шотландскую клетку, и его брат Тони Сэйлз, худощавый басист с тяжелой нижней челюстью, с ног до головы одетый в черное и безмолвно сидящий на полу, скрестив ноги.

Братья Сэйлз впервые работали с Боуи 12 лет назад, когда они вместе исполняли бойкие фанфаронные мелодии для альбома Игги Попа «Lust For Life». С Гэбрелсом он познакомился в прошлом году, когда они присоединились к танцевальной группе «La La La Human Steps», чтобы исполнить балет — Гэбрелс написал музыку, Боуи довольно деревянно станцевал — в лондонском Институте современного искусства.

«Вам стоит увидеть их вместе, — восторженно убеждает меня американский пресс-агент Боуи прежде, чем мы заходим в студию. — Как они подшучивают друг над другом и веселятся, совсем как обычные группы».

Но и он теперь кажется весьма озабоченным и угрюмым, вне всякого сомнения, убедившись в отсутствии здесь любой легкомысленности.

Источник всего этого беспокойства — причина, по которой мы собрались. Поскольку Дэвид Боуи решил провести, как называют его американцы, «проигрывание» — пригласить немногих (в этом случае — совсем немногих) избранных, чтобы впервые поставить им новую пластинку, которую никто прежде не слышал. И теперь он об этом жалеет. Неудобно присев на подлокотник кресла, он задумчиво поглаживает свою свежую бородку — медленно, сверху вниз, как будто хочет заставить ее подрасти. Его прежняя прическа, белое безе из волос, была подрезана до более трезвого мышиного состояния. Точно так же его костюм пережил безболезненное, но значительное превращение из эпатажа в «классику». Сегодня на Дэвиде превосходного качества коричневая рубашка, темный галстук, элегантные штаны угольного цвета и коричневые замшевые ботинки с залихватской пряжкой сбоку.

Вдруг он резко вскакивает на ноги, и эти ботинки приходят в движение. Грациозный, совершенно плоский сзади, он проходит по студии маленькими, аккуратными шажками и возвращается со стопкой бумаг в руках. «Это тексты, — он смущенно улыбается, протягивая мне бумаги. — Там, должно быть, остались ошибки. Я их еще не вычитывал». Он снова устраивается поудобнее на студийном диванчике и кивает продюсеру альбома Тиму Палмеру, известному работами с «The Mission» и «The Cult», который, в свою очередь, подходит к огромных размеров переливающемуся огоньками микшерному пульту.

«Поставим сторону один?» — спрашивает Дэвид Боуи, поджигая «Мальборо».

Конечно, все это могло окончиться чрезвычайно неловко, если бы альбом — как последние две пластинки Боуи, «Tonight» и «Never Let Me Down» с их излишне помпезными «обработками» в стиле регги и чепухообразной лирикой — оказался бы жалкой художественной неудачей. И конечно же, именно из-за этих двух альбомов, в поддержку последнего из которых был устроен пышный до нелепости тур «Glass Spider», карьера Боуи и влетела в тупик с такой стремительностью, что ее срочно потребовалось перепридумывать заново. Его последним убедительным альбомом был «Let’s Dance» в 1983-м.

Первый трек на стороне один этого упражнения по возвращению к самому себе сейчас несется из колонок размером с небольшой шкаф. Слава Богу, он вполне прекрасен. Чистый, истеричный звук, полный жизни. Сознательно антивегетарианская гитара Ривза Гэбрелса — заставляющая сразу вспомнить слова «Джими» и «Хендрикс» — с визгом и треском наскакивает на большие оголенные ударные и грохочущий бас. Боуи визжит, и рычит, и поет о «избиении черных бейсбольной битой», «хренах в их спецовках с их правыми взглядами» и «диких днях».