Шон Иган - David Bowie: встречи и интервью

Т. Сэйлз: Большинство наших записей сделаны с первого дубля. Оно складывается в первый раз. Начнете менять тут и там, как-то крутить, и это становится совсем другой формой, уже не группой.

Боуи: Мы никогда не проигрываем новую песню чаще, чем дважды. Если она не работает, она не идет в запись. Она должна сыграть почти сразу, или для нас это не песня.

Гэбрелс: Оставив в стороне отсылки к «Cream», это новая разновидность группы. Есть еще несколько таких же. Мы не двадцатилетние детишки в их первой группе. Мне 35. И в этой группе я младенец. И я не упускаю случая напомнить об этом.

Боуи: Мы все взрослые.

Гэбрелс: У нас у всех похожий жизненный опыт. Вместо того, чтобы пять лет жить друг у друга на головах, как другие группы, мы живем как бы параллельными жизнями и пересекаемся в группе, и это отражается на том, как мы играем. Деткам бы это не понравилось.

Что думает о «Tin Machine» ваш сын Джоуи?

Боуи: Если честно, он думает, что это лучшее, что я делал за долгое время. Но опять же он любит «Cream» и Джими Хендрикса. Как многие мальчишки его возраста, он фанатеет по группам середины шестидесятых. И рэпу. Музыка черной Америки и середина английских шестидесятых — вот что у этого народа в почете. Вот это то, что надо — и всякая манчестерская музыка.

Т. Сэйлз: Мой восьмилетка обожает рэп. Он потребовал себе Walkman, чтобы исполнять рэп на обеденном столе. Ему тоже нравятся «Tin Machine», «The Cure», все в таком роде. В его возрасте я не интересовался настолько разными вещами. Но и выбора такого тогда не было. Возбуждающий эффект MTV, группировки в школе, бритые головы — все это они проделывают в восемь. Это даже как-то пугает: у него уже есть сережка, и ему восемь, а я только сейчас ухо проколол. С нашествием драг-дилеров на школьные площадки дети к 12 годам уже обдолбанные. Такое странное время. Как эпидемия.

Боуи: Прямо сейчас это чисто американское явление. Оно не охватило Англию с той же силой. Боже, конечно, я переживаю, что наши дети подсядут на наркотики. Это совсем не приятная жизнь. Не дай Бог, это когда-нибудь случится с одним из наших детей, из близкого круга моей семьи и друзей. У каждого из нас есть друзья, которых убили наркотики. Ничего с этим поделать нельзя. Можно контролировать только собственную жизнь.

Х. Сэйлз: Я не принимаю наркотики.

Боуи: Точно. И я то же самое. Жить собственным примером — единственное, что можно сделать. Мы все в прошлом через это проходили. Мне совсем не сложно рассказать свой собственный опыт тому, кто захочет спросить, я часто это делал. Можно использовать свой собственный опыт, свои собственные ошибки. Не стоит это замалчивать, прятать под ковер, как делали наши родители.

Т. Сэйлз: Мой восьмилетний сын не увидит, как его отец напивается и буянит дома. Но он видит рок-н-ролл по телевизору, «Guns N’ Roses» и все такое…

Боуи: Нам правда стоит оставить их в покое, потому что мы их совсем не знаем. Не упоминать их случай. Они могут прийтись под руку, но…

( Его прерывает дружный протест группы. )

Боуи: Вся эта культура наркотиков во многом рождается как точное отражение того, что перед ними делали «Rolling Stones».

Гэбрелс: Надо позволять музыкантам высказываться о том, что кажется им важным. Если ты не согласен, то это тоже здорово, потому что создает пространство для обсуждения. Остается надеяться, что люди осознают свою собственную ответственность. Одна из причин в том, что они в самом центре этого и им не хватает полной картины.

Боуи: Когда я вижу музыканта, пропагандирующего наркотический угар как крутой образ жизни, нельзя не надеяться, что наркотики убьют его, это будет лучшим примером, честно. Ты не испытываешь ничего, когда ты на наркотиках. Ты становишься бесчувственным. Вот когда ты слезаешь с наркотиков или перестаешь пить, вот тогда на тебя нахлынывают чувства и тебе надо научиться с ними справляться, а если ты не научился справляться с ними, то, парень, берегись. Стать чистым — это задача не для слабых. Это опасность, время, которое не оставляет на тебе живого места. Это не просто грусть. Ты думаешь: «Да пошло оно все, я ничего не стою, буду кем-нибудь другим». А когда у тебя не получается стать кем-то другим, ты принимаешь наркотики, чтобы стать кем-то, да кем угодно. Когда ты молод, ты никогда не говоришь себе: «Когда вырасту, хочу быть торчком». Ты как-то сам туда позже скатываешься. Это ужасно. Насколько мне известно.

Если музыка развивается по спирали, то вы сейчас должны быть на правильной волне.

Боуи: Поосторожнее со сравнениями. Не стоит так сильно ими разбрасываться, Юджин. Музыканту требуется то, чего ему не хватает в воздухе, чего мне не хватало в собственной жизни. Это естественное притяжение с группой музыкантов, оформившееся в итоге в такую группу, к которой мы все стремимся. Нам это нужно. В жизни, как и в искусстве, все происходит из нужды.

Т. Сэйлз: Я не стал бы поддерживать своих детей в свободе делать все, что угодно. Я бы поддержал их в том, к чему у них призвание. Если у них не выходит, я бы постарался сказать им об этом, но детям все равно ничего не скажешь. Ребенком я увлекался музыкой. Я засыпал под музыку ду-воп. Мои родители сказали, если у тебя не будет хороших оценок, ничем таким заниматься не будешь.

Боуи: Джоуи сейчас отправляется в колледж, изучает гуманитарные науки и коммуникации. Он понятия не имеет, чем хочет заниматься. А я всегда знал. Я был тем несчастным, кто замкнулся в том, что хотел, уже в восемь лет. Теперь я не вполне знаю, что я ищу, но я на улице без адреса — как мы в Дублине.

Т. Сэйлз: Когда я начинал, я понятия не имел, кто такие скауты звукозаписывающих компаний.

Габрэлс: Одно, думаю, надо сказать ясно: если ты успешен, тебя ждет смесь «Сладкого запаха успеха» и «Это Spinal Tap», а если нет, то тебе придется мыть полы, так что надо любить играть музыку, и это сделает мытье полов достойным того.

Т. Сэйлз: Если бы я с самого начала знал, что быть в рок-н-ролле, значит — проводить много времени одному в незнакомых комнатах, много часов с людьми, которые не совсем с тобой, много путешествовать, очень много собирать чемоданы — все это не кажется слишком привлекательным. Но меня влекла музыка. Романтическое представление, что все, чем занимаются музыканты — это появляются, играют, получают деньги и женщин — это все чушь собачья. Только Чак Берри так делает.

Габрэлс: Но, хотя бы, путешествуя, ты отправляешься в места, где никогда не был. У тебя много времени читать, можно заниматься самообразованием. В любом большом городе есть музеи и галереи.

Х. Сэйлз: И «Бургер-кинги».

Боуи: Мы правда ходим в музеи.

Т. Сэйлз: Большинство музыкантов просто сидят в своих отелях и напиваются. Они пробуют все марки алкоголя со всего мира.