Леонид Дядюченко - Какая она, победа?

ВНИМАНИЕ, ВНИЗУ ПЛОЩАДКА!

Как все же бесцеремонно расправляется авиация со временем и

пространством! Еще несколько лет назад для того, чтобы достичь подножия

хребта Петра Первого, экспедициям требовался месяц тяжелейшей работы с

караваном и вьюками, с переправами через бешеные потоки Мук-Су, с

утомительным блужданием среди сераков и трещин ледовых полей! Эти так

называемые «подходы» требовали таких сил, что, когда люди оказывались у

цели путешествия, им эта цель подчас оказывалась уже не по плечу... Теперь

же у парашютистов еще и пот не высох на лбу, а впереди над пестрой,

сиренево-белой зыбью Памира замаячил голубоватый остренький парус,

похожий еще то ли на язычок газового пламени, то ли на острие синеватой

стали, — пик Коммунизма. Полчаса на дорогу! За это время в Москве в

лучшем случае можно добраться от станции метро «Щелковская» до станции

«Площадь Революции». Надо же было догадаться влезть в пуховые костюмы

там, в Фергане, где раскалившийся на солнце самолет был похож на

муфельную печь, а высотная одежда на нечто из арсенала святой инквизиции

для изощренных пыток теплом!

Но вот похолодало. Двинулись в стороны створки грузового люка.

Ударило в глаза яростное великолепие полыхающих на солнце снега и льда,

жгучей синевы неба и оледенелого камня, спиртовой чистоты воздуха,

129

горных далей, морозной крепости высоты. Приехали. Вот он, Памир.

Внимание, внизу площадка!

Они познакомились с ней еще накануне, во время рекогносцировочного

облета. Было странно смотреть, как в раме разверзшегося люка, среди

устрашающих сбросов, среди хаоса сумеречных скальных и ледовых стен,

остро заструганных черно-белых гребней, всех этих бездн и крутизн вдруг

выплыла неправильно-удлиненная плоскость, похожая на тихую заводь,

такую неожиданную среди этого вертикально издробленного мира. С севера

плато срезалось полуторакилометровой пропастью в сторону ледника

Вальтера. С запада столь же внушительным сбросом в сторону ледника

Фортамбек. На востоке плато замыкалось склонами пика Коммунизма.

Гигантская пирамида, для которой плато служило как бы пьедесталом,

напоминала отсюда крутой скат заснеженной черепичной крыши. И эта

крыша, конечно же, встала бы на пути самолета, если делать заход для

десантирования вдоль плато. Значит, надо идти поперек. В таком случае

вершина останется в стороне. Но тогда узкая полоска плато промелькнет

внизу еще быстрее, за какие-нибудь три-четыре секунды. Как попасть

на нее с высоты 7200 метров, покинув борт самолета, крейсерская скорость

которого 600-700 километров в час?

Впрочем, решение этой задачи больше зависело от экипажа корабля,

нежели от парашютистов. И командир Владимир Казанков со штурманом

Борисом Самутенко провели настоящую исследовательскую работу,

тщательно отсняв все плато и проведя множество «пристрелок». И вот

площадка. Но почему нет никаких знаков? Где альпинисты? Какой

прекрасный, редкостный для высокогорья день! Неужели придется его

упустить.

Сеанс радиосвязи. На борту самолета Галкин, где-то внизу, на плато,

Божуков. Да, альпинисты вышли на плато. Но вышла только передовая

группа, и, значит, вся работа по подготовке к встрече парашютистов еще

впереди. Ведь мало подняться самим, нужно освоить маршрут для спуска

130

людей, которые еще неизвестно как будут себя чувствовать. Разумеется, их

готовили. Был альплагерь, были выходы «на снег», «на лед», «на скалы»,

однако всего этого достаточно разве что для учебного восхождения.

Парашютистов же предстояло спускать по ребру «Буревестника», а этот

наилегчайший путь с плато с учетом высоты вполне соответствовал

маршруту высшей категории трудности. И еще одно обстоятельство — на

высоте 6000 предстоит пройти около 10 километров, только потом начнется

спуск к Фортамбеку. Значит, помощь может понадобиться уже на плато. Не

менее двадцати человек должна насчитывать группа встречи, а этим людям

нужно еще подняться. Словом, Божуков просит перенести прыжок на

четырнадцатое. Парашютисты разочарованы, но Галкин соглашается с Бо-

жуковым. Итак, на четырнадцатое.

Гаснет сигнальный плафон, медленно закрываются створки. И все-таки

работа продолжается; еще один заход на плато, еще сеанс радиосвязи.

Начинается выброска грузов. Вниз летят контейнеры с продуктами,

двухслойная палатка, бочка с бензином, кислородный баллон. Теперь на

плато хоть зимуй, столько всего набросано, на все случаи жизни.

«Бомбометание» прошло довольно точно, только один груз отклонился в

сторону, угодив в склон пика Куйбышева. Но и этот контейнер, покатившись

вниз, в конце концов очутился на площадке. Во время этой вынужденной

«транспортировки» упаковка лопнула, и памирский фирн оказался изрядно

нашпигованным московским печеньем. В ход пошли старые анекдоты:

—У вас есть изюм?

—Есть батоны с изюмом.

—Выковырните, пожалуйста, два килограмма...

Самолет улетел. Ребята поставили палатку, подняли флаг, а из обломков

контейнеров и прочей тары выложили посреди площадки пристрелочный

круг. В центре круга расстелили оранжевый крест. К шести вечера 13

августа, набрав за день более тысячи метров высоты, группы Вячеслава

Глухова и Валентина Иванова вышли к площадке у пика Парашютистов.

131

«МЫ СОВЕРШИЛИ ПРЫЖОК НА ПАМИР!»

Вечером накануне прыжка парашютисты сходили в кино. Как и было

обещано, им показали художественный фильм про альпинистов «Вертикаль».

Песни понравились, альпинистско-киношные страсти не очень. Но два часа

за этим занятием все же прошло. Ну а что делать дальше? Куда себя деть,

если все мысли только о прыжке, а думать о нем уже невмоготу?

Вечером приказали себе спать. Ведь неизвестно, когда теперь вернутся

они к нормальному человеческому бытию и как пройдет первая в их жизни

ночь на «Крыше мира».

Утром заставили себя плотно позавтракать. Опять-таки про запас, ведь

неизвестно, когда снова придется сесть за стол, а через час вылет. А еще

через полчаса они окажутся над плато, О, теперь у них есть опыт. Весь

костюм — плавки и. . подтриконенные ботинки. Все остальное будет надето

по мере набора высоты. Вид, конечно, дикий, тем более в кабине громадного

транспортного самолета. Бортмеханик ворчит. Трикони, вот с чего он не

сводит глаз. Имей он право, он запретил бы принимать на борт пассажиров в

такой обуви, эдак и от машины ничего не останется!

Одеваться начали на пяти тысячах, поостыв от свирепого аэродромного