Роман Неумоев - Повстанческая армия имени Чака Берри

Как любил говаривать наш свердловский друг Дик: «Ветер в харю, а я — шпарю!» Именно к нему мы с Летовым намеривались направить свои стопы, добравшись до Свердловска. Он-то знал о чем говорил. Никогда не пропал бы он в пути. Даже если бы мерз в лесу или изнывал от зноя на дороге, он все равно бы выжил я уверен в этом. В городе он попросту умер. От сердечного приступа. В каком году? А я теперь и не помню, в каком году. Где-то в конце 80-х. Первая же ночь в придорожном лесу полностью подтвердила эту мою теорию о том, что созданный человечеством мир всего лишь зыбкая пена, порожденная разумом поверх исконного, до-человеческого мира земной природы. И эта, исконная земная природа, отнюдь не в восторге от человечества! Более того, она испытала бы невероятное облегчение, если бы человеческая цивилизация перестала существовать.

Лес, в котором мы решили заночевать, чтобы не мерзнуть от холода на ночной трассе, был сухим и изможденным. Среди редких, чахлых сосен, иная растительность практически отсутствовала. Этот лес выглядел как образчик обиженной и обреченной на уничтожение земной природы, безжалостным и глупым человечеством. И вот два представителя беспутного рода людского решили тут переночевать, развести костер и поставить палатку. Нас тут еще не хватало! Тут и без нас зыбкое природное экологическое равновесие дышало на ладан. Не имея под рукой топора, я принялся ломать жалкое деревцо, дабы сделать из него колышки для основания палатки. Видимо это было последней каплей лесного терпения. Деревцо было единственным, что здесь еще росло из зеленой, лиственной растительности. Оно долго не поддавалось. Я проявил некоторое упорство и при помощи ножа все-таки сделал эти колышки.

Развели костер. Поставили палатку. Вместе со сгустившимися сумерками на нас с Егором стал наваливаться страх. У него не было причины. Вернее другой причины кроме потревоженного и разозленного мной леса. Егор сразу сказал мне, что я напрасно сломал это деревце. Кто знает, может быть каждый лес — это что-то вроде древесного семейства. Может у этого леса, это маленькое деревце было единственным ребенком. А может тут что-то еще то, что я не понимаю до сих пор. Но результат был налицо. Лес обозлился на двух пришельцев, пришедших сюда для того чтобы сломать и уничтожить то немногое, что еще осталось здесь кроме чахлых сосен. И лес разозлился. Он начал гнать этих пришельцев прочь. Он наслал на нас, жуткий, наваливающийся со всех сторон страх, медленно нарастающий и переходящий в ужас. Сидеть у костра было страшно. Лежать в палатке, еще страшнее. Сердцебиение у меня усилилось до 150 ударов в минуту. Я понял, что еще немного и у меня случится инфаркт. Мое сердце может не выдержать этого жуткого темпа. Выдержав до пол-пятого утра, мы спешно свернули палатку, собрали рюкзак и рванули из этого проклинавшего нас леса на трассу. Туда, на асфальтовое пространство, где уже кончаются законы леса и где мчатся клочки цивилизации, именуемые автомобилям. Один из них вскоре умчал нас от этого страшного места. Так началось мое первое вольное путешествие в компании с Летовым. Впереди лежала огромная страна, каковую нам предстояло пересечь проехав через Свердловск, Челябинск, Уфу, Пензу, Рязань, Москву и оказаться в Киеве. Отсюда мне предстояло отправиться в Крым. А затем, вернувшись в Киев уже в гордом одиночестве посетить Вильнюс, вернуться в Москву и оттуда уже на поезде, обратно в Тюмень. Признаюсь, что когда я возвращался в конце сентября в Тюмень, в свою квартиру на улице Рижской, похудевший и отлично себя чувствовавший, у меня на душе было так словно я еду в тюрьму.

Путь мистика, мага, адепта-эзотерика и путь аскета-христианина идут к разным целям, но есть у них и нечто общее. Например, то, что это всегда и для всех путь в гору. Или на гору. Гора Синай, гора Хорив, гора Фавор, какие разные названия, но есть некий, объединяющий принцип. Хочешь быть ближе к Богу — взойди на гору.

Обратите внимание, путь мага в учении Карлоса Кастанеды должен тоже закончиться на вершине горы. Оттуда маг, если он завершил свой путь подготовки, должен броситься вниз. Отметим так же, что тоже самое предлагает сделать Дьявол, князь мира сего Иисусу Христу после 40 дней поста в пустыне.

— Бросься вниз! — говорит Дьявол Господу. Имея ввиду доказательство его совершенства, именуемое у Кастанеды, «безупречностью». И тут Христос показывает нам разницу. Он отвергает этот прыжок, как и всякое иное «оккультное чудо». Здесь ключ к пониманию существенной разницы двух путей восхождения к совершенству. Один путь смирения перед Богом («не искушай Господа Бога своего»), другой — путь мага, ищущего личной силы и могущества.

Нам с Летовым предстоит долгий путь. Во время этого пути есть много возможностей поговорить по душам, выяснить позиции, понять друг друга. Одним ли путем мы идем? Что у нас общего? Или может быть, на самом деле, между нами пропасть?

Летов много рассказывает мне про учение Кастапеды. До него, я, собственно, о таком и не слышал. И так как мое мистическое настроение в то время было довольно основательно ориентировано в оккультную сторону, то эти его рассказы вызывали во мне живой отклик. Я, однако, вовсе не собирался сходу увлечься Кастапедой и сделаться последователем его учения. Мне хотелось сначала разобраться в этом, убедиться что тут нет вранья или какой-нибудь каверзной ошибки. С самого начала мне стало казаться, что ошибка тут есть. Какое-то чутье подсказывало мне, что все эти «Донхуановские методы» на нашей почве никуда не годятся. О противоречиях с православным учением я тогда еще и не помышлял. Я в то время и Библию-то, наверное ни разу не открывал. И все же, не хотелось отметать эту новую информацию. Хотелось разобраться. А для чего же нам еще-то голова дана? Правда, ведь? Итак мы медленно продвигались по трассе, оставив позади Тюмень — проводя время в беседах на самые разные темы.

Впереди был город Свердловск. Там мы решили сделать небольшую остановку у нашего общего знакомого, о котором я уже упомянул. Его звали Дик, от слова «дикий». Выглядел он действительно диковато. Свалявшиеся от длительного несоприкосновения с водой и мылом волосы на голове у него были перетянуты пестрой ленточкой. Наподобие Летова, Дик как бы врос в одну и ту же походную одежду, состоящую из грубо сшитой брезентовой куртки и неопределенного цвета штанов. Готов поклясться, что в иной одежде, я его не видел никогда, на протяжении нескольких лет знакомства. Изо рта у Дика выглядывали большие пожелтевшие клыки. Часть зубов Дик за свою жизнь уже успел потерять, так что остальные зубы как-то не попадали в зону внимания, а впервую очередь бросались в глаза вот эти, почти коричневого цвета, огромные клыки. Поэтому не возникало вопроса почему он — Дик. Взглянув на него всего один раз, было ясно, что никем иным кроме как Диком он быть просто не может. Таким он стал. Таким его сделала жизнь, и тут уж ничего не поделаешь.