Роман Неумоев - Как я в это вляпался

Почуяв опасность, Мирон бросился бежать и сиганул с балкона, с третьего этажа на козырек подьезда. Юрка Шаповалов смело вступил в неравный бой с разъяренным до бешенства отцом, чтобы дать Немирову, по крайней мере, удрать. Не поймав, таким образом, Немирова, Шаповалов-старший обрушил свой праведный гнев на орудие Юркиного с Немировым труда.

Он схватил магнитофон «Юпитер—202» за ручку, имевшуюся на верхней панели, и начал с размаху гвоздить этим «Юпитером» по всей остальной аппаратурной части. Бедный Юрка изо всех сил старался спасти хоть часть виниловых дисков, большинство из которых были чужими, но многие из них, безвозвратно разлетелись вдребезги под мощными ударами «Юпитера».

Вот! Вот как был подан замечательный пример активной борьбы с буржуазной рокенрольной заразой, кипящим от праведного гнева шапиным отцом!

Тем временем Юрке, все ж таки, удалось вытеснить разбушевавшегося родителя в коридор. И там произошел второй акт этой драмы. Зараженный рокенрольной чумой сын поднял руку на родного отца! Папа получил от сына довольно плотную, сшибающую с ног, боковуху или хук справа. Воспользовавшись произведенным нокаутом, Шапа стал лихорадочно собирать чудом уцелевшие диски, но видно замешкался, потому что в это время отец очухался и нашарив в чулане сувенирный, инкрустированный и острый как бритва топорик, снова ринулся в бой. Бой закипел с новой силой, и уже не на шутку запахло летальным исходом.

Каким-то чудом удалось Юрке вырваться из этого адского вихря, в котором его отец рубал в щепы акустические системы, и вместе с поджидавшим его неподалеку от дома Немировым, отцы-основатели кинулись прочь от страшного места.

Все что я услышал от них буквально через 20 минут после битвы, на улице Мельникайте, меня потрясло.

— Блин, — нервничал Шапа, — у него там между прочим, винтовка пятизарядная имеется. Как бы он сюда не бросился, в погоню.

Но время шло, мы пили вино в помещении клуба, Шапин папа не появлялся и все стали понемногу успокаиваться. Так вот, я, из дружеской солидарности, тоже стал отцом-основателем и возник некий триумвират. Мне трудно было не оценить риск и героизм моих друзей, которые выдержали только что первый открытый бой в разворачивающемся противостоянии: КГБ-РОК, РОК-КГБ.

Через несколько дней, обещанная дискотека все же состоялась в коридоре общежития, рядом с помещением клуба. Никакого ожидающегося фурора она не произвела. Привыкшие к Баккаре, Тото Кутуньям и Бони Эмам студенты на замысловатые ньювейвовские пассажи реагировали вяло и все ждали, когда же включат что-нибудь такое, подо что они уже так привыкли весело прыгать и дергать ягодицами. Немиров, какое-то время выражал восторг и подавал пример, как именно надо дергать ягодицами под такую вот, оригинальную музыку, но потом это ему надоело и он занялся делом — употреблением красненького.

Так, собственно, и прошел этот музыкальный вечер.

А зачем он нам вообще был нужен, это рок-н-ролл, частенько задумываюсь я. И прихожу к однозначному и малоутешительному выводу. Весь этот рок-н-ролл играет, в сущности, ту же роль, что и весенние трели соловья, токование глухаря и брачные игры прочих братьев наших меньших.

Ошибались сотрудники Тюменского УКГБ, когда уверяли нашего общего знакомого, тов. Мандрику, что на 5 этаже универовской общаги, под шумовой завесой рок-музыки, процветает гомосексуализм!

Этим дядям, вообще, почему-то везде, подозрительно навязчиво мерещился гомосексуализм. У них, прямо, наваждение какое-то, какая-то идея-фикс, просто.

Они и крапивинских «мальчиков со шпагами», объединившихся некогда в отряд «Легенда», тоже ликвидировали в Свердловске именно по обвинению в гомосексуализме. Они, правда, не утверждали, кажется, что известный писатель Крапивин, грешил таким образом, со своими романтически настроенными воспитанниками. Но вот, то, что эти «мальчики со шпагами», в «тени каравелл» занимаются именно гомосексуализмом, на этом дяди из КГБ стояли твердо. Доказательная фабула при этом была примерно такая:

— Ну, скажите, а чем же, по-вашему, они там занимаются? Что не знаете? А мы знаем! Гомосексуализмом, разумеется!

— Да, нет же! — успокаивал тюменских кэгэбэшников, тов. Мадрика. — Да, с бабами они там нормально валандаются, с бабами! Не пахнет там гомосексуализмом.

Но ему, все равно, не верили.

— Ну, может и с бабами, а все ж там без гомосексуализма не обходится.

— Ну, помилуйте! Но ведь, если с бабами, то какая, в сущности, разница, гомосексуализм у них там, или нет!?

— Ну это, как посмотреть! Все равно, оно как-то не по-нашему, не по-советски.

А им бы просто обратить внимание на тех женщин, которые примкнули к нашему музыкальному сообществу, приглядеться бы к ним по внимательнее, и сразу стало бы ясно. Ну на хрена нам, при таких подругах нужен гомосексуализм?

Что же это были за женщины? О, это были прекраснейшие из женщин! Не какие-то там пустышки-побрякушки, каковых множество среди женского пола, и каковые годятся только для деторождения или профсоюза. Это были женщины трагических судеб, каждая из которых узнала уже в этой жизни и любовь, и горе.

Первой среди них, волей-неволей, придется упомянуть Гузель Салаватову. Гузель по национальности башкирка. Во всяком случае, она на этом неоднократно настаивала. В Тюмень она приехала из Нижневартовска. К моменту поступления в ТГУ, ей было уже далеко за 20-ть. То есть, она поступила в университет, на факультет филологии не 18-летней школьницей, а уже взрослым, практически сформировавшимся человеком. Она была небольшого роста, «маломерочка», как это у нас называют, и при этом довольно полновата. Полнота ее, впрочем, компенсировалась восточной миловидностью, общительностью и огромной коммуникативной проникаемостью.

Именно она с первых дней основания клуба взяла на себя роль «специалиста по связям с общественностью», стала правой рукой Немирова и по сей день является его верной подругой и женой. Вообще, верность и привязанность восточных женщин достойна восхищения. Гузель довольно быстро избавила Немирова и Шапу от общения с универовским начальством по текущим клубным делам. И с тех пор она на несколько лет стала комиссаром тюменского рок-н-рола.

Женщины редко являются генераторами идей и источниками огня, практически, никогда не являются. Но есть женщины, и Гузель из их числа, которые раз загоревшись идеей, остаются верными этой идеи чуть ли не до гробовой доски. Я абсолютно уверен, что идеологически ветреный и капризный Немииров давно бы бросил свои подрывные, рок-н-рольные устремления, если бы не Гузель. Она как стабилизирующий фактор, как хвостовое оперение самолета, заставляла Немирова многие годы лететь взятым курсом.