Роман Неумоев - Как я в это вляпался

Это был апофеоз Клаба, его последняя агония. Оставалось только умереть. И они умерли…

Ранним, само собой хмурым утром, в город въехали марсиане, с недоверием и опаской разглядывавшие снующих туда — сюда людей, серые коробки домов, злобно урчавшие автомобили и их безумные «пуговицы вместо глаз» (Егор Летов) были пришиты вопросом: «Зачем все это?»

Когда я впервые увидел этого парня, я сразу понял — это нечто особенное. Поинтересовавшись на его счет у некоторых своих друзей, я сделал дальнейший вывод — сумасшедший! Позже, прочитав книгу, Григория Климова, в которой он особо характеризует тип рыжих от природы людей, я составил мнение, что этот человек — гений. Вернее, по-Климову, «гениот», от сочетания двух слов: «гений» и «идиот». Теперь, по прошествию многих лет, я, наконец, могу признаться: я не знаю, кто он такой!

Когда я увидел его впервые, он с трудом ковылял по чугунной лестнице, ведущей на второй этаж университетского корпуса, в котором размещался физический факультет Тюменского Университета. Можно было подумать, что парень страдает каким-нибудь полиомиелитом с детства. Но друзья мне сказали:

— Да нет, ты что? Это же университетская знаменитость, Мирослав Немиров!

— А чем же он так знаменит? — поинтересовался я.

Толкового ответа на этот вопрос я не получил, но выяснил, что этот студент слывет довольно одаренным филологом, а ковыляет он так вот почему. Он, видите ли, в состоянии пянственного недоумения выпал из окна общаги, не менее чем с 4-го этажа и вот, через две недели, уже довольно бодро, хотя и с трудом, ковыляет на второй этаж в актовый зал!

Ну, насчет одаренности в области филологии я тогда судить не мог. А вот живучесть и, правда, потрясающая!

Со студентами филфака, мы физики пересекались редко, и прошло немало времени, пока жизнь столкнула меня с этим «потрясающе живучим гениотом», опять. И на этот раз так, что об этом столкновении лучше бы сказать, что это и не столкновение, а Судьба. Но и столкновение, имело место тоже, ибо оказалось, что если нас сравнить с шарами, то шары мы с ним разнополярные.

Выглядел Мирослав Немиров в ту студенческую пору вот как.

Был он выше среднего роста, худ, угловат. Штаны, и прочая одежда, висели на нем как на вешалке, и сразу было понятно, что одежда на нем, скорее всего, с чужого плеча. И ещё было понятно, что к одежде, и ко всем прочим атрибутам «homo normalus», этот человек относится с презрением истинного гения. Плюс ко всему, он носил очки, за толстыми линзами которых удивленно таращились практически бесцветные глаза. Его взгляд, обращенный на вас, как бы говорил: «Ну! И что же, вы мне, можете, интересного сказать? Чем меня изволите удивить? Как, ничем?! А что же я тут с вами торчу, как дурак?!».

К тому же, интересной особенностью данного гражданина было то, что при его студенческих, и следовательно, не великих ещё, годах, был он уже изрядно плешив. Итак, в нашем повествовании, появляется новое лицо, своего рода, «герой нашего времени», Мирослав Маратович Немиров. Он же «Мирон». Он же «Лысый». Он же, просто Немиров, без Мирослава, и без Маратовича.

То, что Немиров — поэт, и поэт, блистающий на Университетском небосклоне истинным поэтическим талантом, я тогда не знал. Не знал я и его действительном членстве в DDC клубе. И с прозвищем «Мирон», у меня ассоциировался единственный стишок, вернее частушка:

Да, в поэзии я был абсолютно не сведущ. Я был сведущ в электронах, позитронах и циклотронах.

А тем временем, в главном корпусе Универа, в туалете на «стене демократии», полным ходом, оказывается, шли поэтические баталии.

Вот что писал в отношении Немирова его коллега по филологии на туалетной стене, некто Павел Азов:

Не помню точно на память, что именно ответил на подобные эпиграммы Мирон. Но помню, что уничтожающую точку в этой поэтической баталии поставил не он, а некто Юджин, упоминавшийся в главе о деятельности DDC клаба, и в миру известный как Федотов Евгений. Его гениальному перу принадлежит эпиграмма, сразившая Павла Азова наповал:

Эта победная эпиграмма, кстати, ознаменовала не только победу над Азовым. Это было победа над сторонниками «традиционной» рок-музы и этим утверждался тот факт, что поклонник новой волны, и панк-рока, Юджин, настолько же талантливей, хлестче, ярче и искромётнее, чем Азов, насколько «Sex Pistols» энергичнее, чем «Queen»!

О туалетном стихотворчестве, кстати, можно было бы написать целую книгу, обреченную стать бестселлером. Ибо на туалетных стенах население нашей страны пишет далеко не всегда бездарные пошлости. Попадаются сплошь и рядом пошлости, и не бездарные. Оцените, например, следующее объявление, которое не могло быть помещено в газете по этическим соображениям, и, поэтому, красуется на туалетной стене в тюменской городской поликлинике № 2:

Как — то так, совпало, что как раз когда у меня появились более или менее приличные, хотя и небольшие по мощности, акустические системы, и более-менее качественный усилитель «Одиссей — 002» и катушечный магнитофон «Илеть — 101», вот как раз тогда я впервые и услышал рок-музыку на русском языке. Признаюсь, я был сильно удивлен, что есть, оказывается на свете русскоязычные рок группы, звучание которых не на много хуже, чем у их западных коллег. То есть, разумеется, похуже, но не на много. Не так, как я ожидал!

Первое, что я услышал из русского рока, была группа «Воскресенье». Правда, у меня ещё несколько лет назад имелись выпущенные фирмой «Мелодия» пластинки Давида Тухманова, группы «Аракс», «Зодиак» и «Круиз». Но это все только по форме своей напоминало слушаемый нами тогда западный рок, а по существу являлось разновидностями советской эстрады, слегка загримированными «под Запад».

«Воскресение» и услышанная вслед за ним «Машина Времени» — вот это было уже по уровню не хуже, чем на Западе, уступая зарубежным группам только по части технического воплощения. Но на это, элементарный здравый смысл заставлял делать скидку. Не могло у нас в СССР быть такого технического оснащения как на Западе. Ну, хотя бы просто потому, что не у нас, а именно на Западе возникла и развивалась по пути стилистического и музыкального развития, эта самая, рок-музыка.