Роман Неумоев - Как я в это вляпался

Да, но в жизни так не бывает. Бюрократия кругом, рутина и острая необходимость отчетных мероприятий. Вот это-то все и губит.

Юрка уже вовсю потирает руки:

— Нормально, Немирыч! Помещение дают. Ставочку тоже обещают, аппаратуру подкинут! Народ бухла притащит. А мы — начальство, значит, сначала нам наливать, а потом уже насчет авангардной музыки просвящаться. А мы им The PoLice вкупе со Стренглерзом врубим: пущай удивляются! Где они еще такое услышат?!

Короче, всем хорошо. Мне тоже. Меня из-за этой «новой музыки» истерическая соседка снизу задолбала просто. До милиции и штрафов дошло. А тут, то же самое — кино, вино и домино, только в рамках клубного мероприятия, в стенах родной, университетской общаги.

Нормально!

И началась на 5-ом этаже общежития Тюменского Государственного Университета веселая жизнь с музыкой и вином.

Вот что я увидел, посетив одно из первых мероприятий клуба.

Комната, в которой начал свою работу «клуб любителей музыки», была около 30 квадратных метров, имела грязный, весь в окурках и заплеванный пол и голые стены. Посреди этой комнаты, на полу лежал старый сломанный, без ножек, диван — единственный, по-видимому, имевшийся у Немирова предмет домашней обстановки. На этом диване возлежал в позе римлянина Мирон и комкая в непослушных пальцах потухший окурок «Примы» что-то такое вещал о том, что такое музыкальный авангард и что, по поводу настоящей музыки, которую надо слушать, у нас тут никто не врубается. И вообще, нигде, никто не врубается!

При этом, Немиров, все время тер слезящиеся под очками глаза и говорил, что даже в хвалёной Америке продвинутых чуваков — раз-два и обчелся. Ну, Аллен Чинзбург, какой-нибудь, или Энди Уорхал, да Маркузе с Эрихом Фроммом, а так, в основном, козлы одни кругом. Всеобщий невруб, короче.

Время от времени врубался катушечный магнитофон «Нота» и под одобрительные пассы Юрки Шаповалова помещение оглашалось «нормальной музыкой», той, что «еще можно слушать».

Юрка Шаповалов млел. Вот он тоже, давно догадывался, что никто не врубается. А Немиров, он вона какой молодец, хорошо излагает.

Было лето. Окно на пятом этаже общаги было открыто настеж. Подоконника оно не имело и кто-то, по-пьяни, из него уже вывалился, кажется, наружу. И я подумал, что вот так же, наверное, Немиров выпал из окна и в прошлый раз, когда он ковылял с поврежденным позвоночником на второй этаж физкорпуса, и когда я его впервые и увидал.

Ну, так вот. Все бы так мероприятия клуба и протекали. Звучал бы The Clash, The PoLice, али Лу Рид, пилось бы красненькое, и звучали бы зажигательные немировские речи. Да вот беда, клуб этот в университетском профкоме по бумагам был прописан. Официальное, стало быть, образование, самостоятельная культурная единица. Значит, что? Значит, работа должна вестись и результат должон у ей быть. А то, как же? У Турова его начальство отчета требует. Клуб создан, помещение занимает, магнитофон эксплуатирует. Результаты должны быть. А потом, что же это за аппаратурная база — раздолбанная, какая-то «Нота-202». Надо чтобы аппаратуру посерьезнее выделяли. А подо что ее, спрашивается, выделять, под пламенные немировские речи, что ли?

Значит, нужно мероприятие, а то по Универу ползут какие-то противоречивые слухи, что на 5-ом этаже общаги чертовщина какая-то завелась. За закрытыми дверями творится невесть что такое. Гремит чумовая, какая-то музыка, и люди из окон вываливаются.

Сумашедший дом, какой-то!

Чтобы рассеять мрак народной подозрительности и явить себя студенческой общественности как положительный пример, решено было провести открытое мероприятие для студентов, с музыкой и танцами, и как-нибудь заставить народ танцевать не под диско, а под «новую волну».

За подготовку музыкальной части запланированного вечера смело взялись отцы-основатели клуба: Юрий Шаповалов и Мирослав Немиров.

В клубных кругах Юрка получил прозвище «Шапа», от своей фамилии Шаповалов.

Так вот, именно на базе шапиной домашней аппаратуры и за счет раздобытых им у друзей — коллекционеров пластинок и предполагалось записать самые «убойные» боевики нью-вейвовских групп, чем произвести неслыханный фурор среди малопросвященной студенческой аудитории.

Шапа с Немировым засели в юркиной квартире на улице Водопроводной, в Юркиной же комнате, окна которой выходили во двор. Через открытую балконную дверь (а в его квартире имелось два балкона и одна лоджия, киевский проект, как никак!) наружу неслись мелодии и ритмы «нью-вейвовских» рок-групп. Программа получалась просто супер, тут тебе и The PoLice, и The Сlash и, кажется, даже Soft Cell и прочее многое такое, что сейчас уж и не припомнить, ну «Madness», какой-нибудь, или же «Talking Heads», не знаю, не буду врать, так как я до процесса подготовки допущен не был. Но я был очень удивлен, когда в то самое время, когда Шапе с Немировым надлежало быть в самом разгаре записи, я их встретил на улице Мельникайте, в двух шагах от помещения клуба.

Оба они были изрядно взъерошены, напуганы даже, и лишь пузырь красного «Огненного Танца» позволил им несколько поуспокоиться. И вот что они мне поведали.

В самый разгар записи этой первой, триумфальной программы, в квартиру на улице Водопроводной, неожиданно нагрянул шапин папа. О том, что был он немалый начальник, я уже упоминал, но к описываемому моменту времени, работал он уже ни много, ни мало, первым секретарем Тюменского горкома КПСС! Это вы можете себе представить, что такое, в советский период, были горкомы и обкомы КПСС, и какую роль они играли. Шапин папа был, во-первых, нетрезв, а во-вторых, в отвратительном настроении. И именно потому, что буквально только что выслушал язвительное замечание от первого секретаря Тюменского обкома, Геннадия Павловича Богомякова по поводу странных увлечений Юрки Шаповалова, то бишь, Шаповалова-младшего какой-то рок-чертовщиной. Контора Глубокого Бурения работала не покладая рук и вовремя информировала партийное руководство, если их отпрыски начинали не в меру шалить, да еще в таком, идеологическо-сомнительном направлении.

И вот как раз после «дружеской», «товарищеской» «накачки», от которой попахивало угрозой партийной карьере Шаповалова-старшего, последний и переступил порог собственной квартиры. Что же он видит? Он видит, что все, о чем только что сигнализировал тов. Богомяков имеет место как реальный факт, и упомянутая рок-чертовщина творится в его собственной, горкомовской квартире, и под руководством какого-то рыжего нигилиста, разночинца и провозвестника буржуазной заразы. Я имею ввиду Немирова.

— Это кто?! Твой руководитель?! — буквально с порога взревел Шаповалов-старший, — и ринулся на Немирова.