Владимир Гузман - Тропой священного козерога, или В поисках абсолютного центра

Трудный старт. Мы находились на гигантском цветущем плато, к которому с юга подступала высокая до небес стена хребта Петра Великого. Попутный грузовик довез практически до того места, откуда нужно было начинать пеший подъем. Я вскинул на плечи рюкзак и чуть не присел на задницу. Мешок был набит чуть ли не вдвое больше обычного. Причиной перегрузки являлись пакетные супы, которые Хайдар-ака убедил взять с собой, а также дополнительные запасы риса, «малютки», орехов, сухофруктов. Сокол помимо сухокорма тащил с собой примус и бутыль с керосином, а сам Ака был вообще нагружен двойной семейной поклажей. В этот первый день мы прошли, наверное, шагов сто вверх по склону, до ближайшего плоского места, и в изнеможении присели до следующего утра.

Бырс. На следующий день рюкзаки показались уже не такими неподъемными. Мы прошли до переправы на ту сторону реки и потом еще пилили вверх часа четыре. Остановились в цветущем райском месте, с видом на розовый хребет со снежным гребнем, среди розовых кустов, гранатовых деревьев и виноградников. Сварили первые супы. Рюкзаки стали полегче. С утра нам предстояло преодолеть так называемый Бырс — движущийся ледник, пересекающий широким потоком путь к нужному перевалу. Представьте себе медленно сползающую ледяную лавину, перемешанную с гигантскими скальными обломками и валунами. Все это в постоянном движении: то там валун провалится, то тут сойдет сель, то здесь лед подтает и скала начнет переворачиваться, вызывая новый дисбаланс всех элементов вокруг. Переходить Бырс нужно было четко и быстро, не тормозя на одном месте. Где-то за час мы его преодолели. Слава Богу, лед под ногами выдержал, камни не проваливались в коварные трещины и веревка не сорвалась с ледоруба. Таким образом, первое препятствие на маршруте мы преодолели уверенно. К концу дня подошли ко второму.

Переправа. Этим вторым препятствием был бешеный горный поток, вырывавшийся из бокового ущелья под углом, наверное, в сорок пять градусов. Теперь следовало ждать раннего утра, когда вода спадет и будет легче переправиться вброд. Другого пути не было. Однако и с утра пораньше течение оставалось очень сильным, хотя поток все же существенно обмелел. Первым пошел в воду Сокол. Он очень ловко нащупывал устойчивые места между валунами, выбирал отмели. Уже через пять минут он был на том берегу. При этом расстояние, которое требовалось преодолеть, равнялось метрам четырем-пяти, а максимальный уровень воды не доходил и до пояса. Сокол взял с собой конец веревки, так что теперь можно было навести мало-мальски элементарную страховку для остальных.

Следующим после Сокола в воду захотел пойти Хайдар-ака. Для верности — ибо масса у него большая — он пропустил страховочную веревку через свой армейский ремень. Затем ринулся в реку. Однако пошел он не по маршруту, только что пройденному Соколом, а несколько правее. Там, видимо, был другой рельеф дна. Хайдар неожиданно провалился в воду по горло, потом совсем исчез из виду, но не выпустил из рук спасительный канат. Затем он вынырнул, хватанул воздуху и начал с силой подтягиваться к берегу. Сокол ему помогал, изо всех сил таща канат на себя. Мы с Гюлей держали свой конец каната. Больше ничем помочь не могли. В конце концов, Ака, весь мокрый, выбрался на сушу. Оказалось, что поток сорвал его не только с ног, но и со страховочного каната, разорвав кожаный армейский ремень как гнилую веревку. Хайдар спасся от неминуемой гибели в водной пучине лишь благодаря исключительной силе собственных рук. По счастью, Аке удалось нащупать ногами устойчивую опору и выкарабкаться на противоположный берег.

Гюля после такого перформанса пользоваться переправой категорически отказалась. Мы с ней вдвоем отправились вверх по течению, где, примерно в часе ходьбы, нашли более узкий и удобный брод, а потом спустились к месту, где нас ждали попутчики.

Чертов палец. К вечеру того же дня мы пришли на странное место, представлявшее собой как бы гигантский желто-бурый цирк, периметром в несколько километров, в центре которого возвышался, подобно гигантской ступе, полукруглый холм с каменной шишкой и торчавшим из нее вертикально вверх трехметровым шпилем. Этот шпиль, напоминавший по форме ракету, при ближайшем рассмотрении оказался естественным выходом какой-то невероятной породы, сплошь испещренной маленькими, величиной с человеческий зуб, абсолютно правильными кубическими кристаллами железа. Глыбы, из которых состояла каменная шишка, также были сплошь испещрены этими кристалликами. Некоторые можно было с легкостью выцарапать из гнезд, а потом я обнаружил, что ими усеяна вся округа. Обладая безукоризненно гладкой поверхностью, железные кубики могли отражать солнечные блики, подобно сверкающим микрозеркалам. Тогда весь пейзаж превращался в бриллиантовую россыпь, в центре которой возвышался указующий в небо перст Нового Кох-и-Нура. Но вообще-то это был самый настоящий Чертов палец — черный и тяжелый железный кол, одиноко маячивший в каменной безлюдной пустыне. О природной уникальности этого места могу только догадываться, но на психику оно производило впечатление совершенно убойное. Мы с Соколом соорудили у подножия шпиля по каменной мини-ступе, метра в полтора высотой, привнеся тем самым в первобытную нетронутость этого почти лунного ландшафта элемент человеческого присутствия.

Перевал. От Чертова пальца мы шли несколько дней по каменной долине, абсолютно лишенной всякой растительности и спонтанно названной нами Долиной смерти. Наконец, вошли в зону вечных снегов, подошли к перевалу. Почти вертикально вверх уходила стена сплошного снега.

С утра начали подъем. Минут через двадцать пошел камнепад. С небольшими перерывами, то справа, то слева от нас, по замерзшей снежной корке проносились вертящиеся камни различной величины — от незначительной до весьма существенной. Теперь по обледенелой поверхности, на которой и так-то было сложно держаться без кошек, приходилось еще и скакать, увертываясь от гранитной картечи, не говоря уже о ядрах, пущенных прямой наводкой. Примерно на середине подъема угол склона резко увеличился, стал почти вертикальным. Однако снежный покров здесь был мягче и толще. В нем можно было протаптывать ступени и таким образом подниматься, как по лестнице, все выше и выше. Над нами, справа и слева, выступали два каменных карниза, с которых периодически срывались камни, но траектория их движения шла теперь стороной. Но восходящее солнце начало растапливать снег на склоне, и под ногами побежали ручейки, что грозило сходом вниз всего снежного панциря. Нужно было торопиться. Последние метры оказались наиболее трудными. Над самым перевалом ветром надуло козырьки, они нависали над нами сюрреалистическими зонтами, скрывавшими небесный свод от прямого созерцания. Пришлось пробивать их ледорубами.