Владимир Гузман - Тропой священного козерога, или В поисках абсолютного центра

Пик Коммунизма. Прорвавшись наверх, мы вскарабкались на перевал и были поражены открывшейся с него величественной картиной. К востоку, в белой туманной дымке, возвышался густо заснеженный пик Коммунизма, с которого сползал вниз извилистым языком ледник Федченко. И вокруг — тоже неслабые, запредельные колоссы! Каменистая, безжизненная Долина смерти казалась отсюда высохшим руслом гигантской реки или марсианским каналом, прямым и широким. Где-то дальше угадывался желтый цирк Чертова пальца.

На самом перевале мы с удивлением обнаружили небольшое озерцо, наполненное ледяными глыбами. А также команду эстонских туристов, двигавшихся в противоположном нашему направлении. Мы решили их разыграть. Туристы, по всей видимости, приняли нас за местных горцев, в пользу чего говорили наши чапаны, чалмы, платки и кинжалы. К тому же я намеренно крикнул Хайдару несколько фраз по-таджикски, он мне ответил, и впечатление было полным. И тут я спрашиваю туристов на чистейшем эстонском языке: «Как дела? Откуда и куда?» Они сначала ничего не поняли. Я спросил еще раз. Постепенно до эстонцев доходит, что дикий горец разговаривает с ними на их родном языке! Ну, понятное дело: шок, недоумение. Я объяснил соотечественникам, что некогда служил в Эстонии — там языку и научился. Преимущественно — от местных девушек. Всем история очень понравилась. Приглашали в гости, дали адреса. Мы держали марку. Объяснили, что идем посетить нашего пира — знаменитого в этих местах святого. На нас посмотрели с тайной завистью. А затем команда моих земляков начала спуск — прямо на задницах.

Мы же с Соколом не смогли удержаться от того, чтобы не соорудить на самом гребне очередную ступу из подручного материала. В почти двухметровый субурган поместили специальные мантры. Погода тем временем начала портиться, подул сильный ветер, и магическая линза с видом на Долину смерти скрылась за набежавшими со стороны ледника низкими серыми облаками. Мы начали спуск.

Сфинкс. К концу следующего дня мы достигли места, которое мне живо напомнило древнеегипетские Фивы, как они изображались на старых романтических открытках. В рельефе окружающей среды угадывались пещерные храмы, но самым поразительным представлялась огромная статуя сфинкса на высоком прямоугольном постаменте, стоявшая на берегу священного потока. Лишь подойдя вплотную, я понял, что сфинкс — естественное творение природы. При взгляде на эту скалу с определенной перспективы возникала стопроцентная оптическая иллюзия лежащей на постаменте мифической фигуры. В этом также усматривался особый намек, может быть, даже более глубокий, чем в случае наличия реального сфинкса, и даже в реальных Фивах.

Между тем Хайдара в продолжение всего похода постоянно занимали две темы: джихад и пища. По мере того как наши продовольственные запасы таяли, воображение Аки рисовало сцены пиршества в духе ордена господ: шашлыки под луком и соусом, шурпо-мурпо, виски с содой, коньяк с чаем и так далее. Однако по мере одичания кулинарные претензии обретали все более рациональную конкретику. На нашем привале «у Сфинкса» уже не требовалось ни изысканных салатов, ни соды для виски, ни чая для коньяка. Произошло суровое опрощение. «Мясо-зелень-алкоголь» — такова была на тот момент жесткая гностическая формула пира богов.

Уступ. На следующий день мы подошли к критическому месту. Тропа, шедшая до сих пор по берегу, упиралась в огромный скальный уступ, вдававшийся далеко в воду. Чтобы двигаться дальше, нужно было каким-то образом его преодолеть.

На этом месте Хайдар-ака уже однажды стоял вместе с Каландаром, Хельдуром и еще парой эстонских коллег. Тогда Каландар, как первопроходец, бесшабашно прыгнул в бурлящий поток и мгновенно скрылся за уступом. ЧТО его ожидало на той стороне — никто не знал, как и он сам. Следом прыгать никто не осмелился. Все стояли, ждали. От Каландара с той стороны — никаких сигналов. Может быть, тоже ждет, а может — и снесло... Наконец решили идти поверху. Часа четыре корячились на подъеме по неудобной сыпучке, а перехода на ту сторону все нет и нет. В конце концов, Каландар неожиданно появился на гребне, выскочив с противоположной стороны скального барьера. Он спрыгнул с гребня вниз, навстречу компании, чуть ли им не на головы. Потом еще два часа, вместе со всеми, вновь брал эту высоту, оказавшуюся исключительно труднодоступной. Каландар рассказал, что как только бросился в воду, его моментально закрутило и потащило на дно. Он тут же инстинктивно сбросил тяжелый рюкзак, выскочил на поверхность и каким-то чудом успел выйти из основного потока и причалить к берегу. Отлежался, понял, что другие за ним не последуют, и полез навстречу группе на скалу. В результате этот уступ обошли, но это отняло у нас восемь часов тяжелой альпинистской работы.

У нас была с собой одна толстая и длинная капроновая веревка. Не считая ледорубов, на этом наша профессиональная экипировка заканчивалась. В любом случае, лезть можно было только верхом, ибо о повторении водного эксперимента Каландара никто не помышлял. Ну, хоп! Мы начали восхождение двумя параллельными парами, как бы по двум желобам, разделявшимся небольшим барьером. Хайдар-ака карабкался вслед за Гюлей, я — за Соколом. В какой-то момент, уже на высоте, наверное, где-то двадцатого этажа, разделительный барьер окончательно скрыл нас друг от друга, но общая цель — гребень скалы, с которого открывался переход на ту сторону, — была ясна. Между тем крутизна склона увеличивалась, а порода под ногами становилась все более сыпучей. И тут мы с Соколом слышим резкий крик Гюли, зовущей Хайдара. Затем раздается шум сыплющейся вниз породы, а над барьером встает невероятный столб пыли, смещающийся вниз. И тишина... Мне впервые в жизни стало по-настоящему страшно. «****ец!» — подумал я, одновременно не веря собственным мыслям. Сокол тут же взлетел на барьер и замер там как вкопанный. Туда же бросился и я, ожидая увидеть наихудшее. Хайдар с Гюлей, в клубах пыли, жались к скале, находясь на одном с нами уровне. Значит — не съехали!

Выяснилось, что Гюля поднялась метров на пятнадцать выше Хайдара, но неожиданно сорвалась, поехав прямо на него. Тогда Ака воткнул в породу ледоруб, послуживший вместе с рукой тем самым тормозом, в который уперлись Гюлины ноги при роковом скольжении. Хайдару удалось сдержать своей массой динамику ее падения, но ситуация вполне могла обернуться и по-другому. Я взглянул вниз. До «дна» — метров сто. Посмотрел вверх. Тоже не очень вдохновляет. Хайдар с Гюлей тем временем перебрались по горизонтали с помощью веревки в наш желоб. Гюлю знобило. Руки у нее были прямо ледяные. Это при тридцати-то по Цельсию в тени! В общем, мы сидели как мухи на стене. С той разницей, что не имели крыльев.