Владимир Гузман - Тропой священного козерога, или В поисках абсолютного центра

Чудеса Востока. Продолжать ужин в таких условиях, даже при MTV, ясное дело, было невозможно. Я попросил у лыбящегося официанта счет, на что тот ответил, что этот ужин нам якобы выставляет сам директор ресторана как редким гостям и в знак дружбы между народами — коммунистический жест, достойный чайханщика из Рудаки. Но, как выяснилось, это было только начало. Отныне, по личному распоряжению директора, мы могли бесплатно заказывать все, чего душа желала. И так — до самого Душанбе!

Теперь весь остаток времени, то есть около двух суток, можно было просто лежать в кондиционированном салоне, с плеером в ушах, и рубиться в окно на туркестанские панорамы. Трижды в день зависалово прерывал предупредительный стук в дверь и на столе, как на скатерти-самобранке, появлялись самые разнообразные яства, которые можно было только себе представить. Часть, как пояснял официант, — из личных запасов директора. Вот они, чудеса Востока!

В Душанбе. Поезд пришел в Кишлак наркомов рано утром, часа в четыре. Куда идти? Впереди по курсу, в пяти минутах ходьбы от вокзала, лежала гостиница «Душанбе». В предрассветных сумерках город выглядел вымершим. Здание гостиницы выступало на фоне просторной площади им. Айни безликой черной глыбой. Входная дверь оказалась открытой, но в рецепции никого не было. Вообще мертвая тишина. Ну и что же теперь? Переговариваемся довольно громко, чтобы по случаю привлечь дежурных — если таковые тут вообще имеются. В этот момент по центральной лестнице спускается человек, подходит к нам. Поинтересовавшись по-английски, кто мы такие, человек предложил скоротать время до появления утренней смены дежурных у него в номере.

Русский бизнес. Он представился бизнесменом-лесопромышленником с Северного Урала, занесенным в Душанбе по каким-то делам. Живых американцев тоже до сих пор не видел, но доллары в руках уже держал. Вот она, перестройка! Правда, курс зеленого в отношении рубля за это время уже вырос в двенадцать раз — от одного к четырем накануне Гласности до одного к пятидесяти летом девяносто первого — и продолжал расти, но реальной рыночной стоимости приватизированных советских ресурсов тогда еще никто не знал, и молодые бизнесы только начинали свое победоносное шествие по немереным просторам одной-шестой мировой ойкумены. У всех появилось огромное количество наличности, люди расплачивались не купюрами, а пачками. Я сам стал жертвой этого процесса, будучи вынужденным пользоваться вместо привычного портмоне спортивной сумкой, доверху набитой синими связками пятирублевок. Услышав, что наш гостеприимный хозяин бизнесмен, я спросил его — вспоминая свои мыканья со сторублевками в эпоху литературного бизнеса, — не требуется ли ему разменять какие-нибудь крупные купюры на более мелкие.

— Вы, Володя, давно в стране не были? — спросил он меня вместо ответа.

— Ну так, пару лет. А что?

— Да так, у нас тут за пару лет многое изменилось. Я вот сам ищу, кто бы мне мои пачки поменял!

С этими словами Бизнесмен достал спортивную сумку, размерами еще больше моей, и продемонстрировал ее содержимое, состоявшее из нескольких килограммов трешек в банковской упаковке. Это была моя первая встреча с реальной экономикой перестройки. Позднее, в Питере, я разговорился с одним человеком в баре на Пушкинской, 10. Он мне, в частности, рассказал:

— Когда я был молодым, то мечтал, чтобы на жопе были американские джинсы, а в карманах — тысячи. Ну вот, теперь мечта идиота и сбылась: на мне — американские джинсы, а в карманах — тысячи!

И человек заказал еще одну рюмку водки за полштуки.

Уличный цирк. Днем мы вышли в город. Прежде всего, закупили нужные для гор вещи: чапаны, котелки, сухофрукты и прочую еду. Виктория прихватила таджикское национальное платье, расписные жилетку и тюбетейку. Обрядившись во все это, заплетя впридачу два десятка косичек, она стала выглядеть как стопроцентная таджичка. В таком прикиде она ходила по улице Ленина, дымя сигаретой, что приводило «националов» в безмолвную оторопь. Такое себе представить — когда «их» девушка в открытую курит, да еще в компании какого-то «белого» (я не рискнул ходить вместе с ней в чапане и чалме) — тут никто себе не мог. Нас, видимо, спасала английская речь. Благодаря ей нас принимали все-таки за иностранцев и не пытались на месте применить карательные меры шариата. В особенности это касалось посещения пивных, куда даже «белые» женщины не заходили. Увидев и услышав Викторию, разливальщики протягивали кружки вне очереди. Я в этих условиях, разумеется, ни слова не проронил ни по-русски, ни, упаси бог, по-таджикски.

Заглянули на Главпочтамт. От Сокола с Урсулой никаких известий. Оставили им записку. Зашли к Саше-художнику. Дверь открыла его сестра. Оказывается, Саша недавно уехал в Америку, в тот самый Город желтого дьявола (или, как еще говорят, Большое Яблоко), о котором так мечтал. В Зеленой чайхане тоже все изменилось. Умер Игнатьич, умер Ших-Али, «наши люди» разъехались по миру, а местным стало не до космоса. Душанбе предстал мне на этот раз городом близким и чужим одновременно.

У гостиницы «Душанбе», прямо перед входом, была разбита под тентами шашлычная. Молодой таджик, в белых халате и колпаке, орудовал над жаровней, спрыскивая шипящие куски баранины водой из бутылки из-под шампанского.

— Что он делает, — спросила Виктория, — почему он льет шампанское на мясо?

— Он готовит специальное восточное блюдо «баранина в шампанском».

Пройти мимо такого деликатеса было никак нельзя. Мы сели за столик, посмотрели, что есть еще в меню. Помимо шашлыков были обозначены бутерброды с черной икрой, водка и Советское шампанское. И все.

— Еще есть только икра с шампанским.

У Виктории глаза полезли на лоб:

— Только икра с шампанским? Но ведь это — меню дорогого ресторана, а тут — просто фаст-фуд под тентом!

— Ну, это у вас все только в дорогом ресторане, а у нас это — обычная еда, типа ваших хот-догов. Вон, посмотри вокруг!

Виктория с опаской огляделась, и ее взору предстала очередная сюрреалистическая сцена. Вокруг нас сидели явно не аристократы. Кто — в тюбетейке, с бычьей шеей, кто — с такой же шеей, но в кепке, пара теток в ситцевых халатах, два-три военных, и ВСЕ налегали на шашлыки с икрой.

Я взял две порции прожаренной на живых углях баранины, густо посыпанной луком, и, как положено, шампанского с икрой.

— Может быть, возьмем минеральной воды?

— Думаю, тут ее нет.

— А что же пьют эти люди из стаканов?

— Это водка.

Тут Викторию окончательно пробило, и она перестала на время задавать глупые вопросы, лишь повторяя периодически: «Unbeliеvable!»

Подкрепившись бараниной в шампанском, мы решили зайти в гостиничный ресторан на кофе. Входим в холл, пересекаем его наискосок... И тут я слышу до боли знакомый голос: