Ф. Яворский - Петр III, его дурачества, любовные похождения и кончина

Разумеется, Екатерина потребовала от матери разъяснений, но последняя в ответе ей отказала и прогнала ее даже из комнаты.

Да и самой государыне эта барыня давно уже стала «не по нутру» и как-то выразилась она по этому поводу по отношению к английскому посланнику в том смысле, что ей — царице — желательно как можно скорее сыграть свадьбу и таким образом, вежливо и без обиды, по добру и здорову отделаться от скандальной цербстской родственницы.

И вот начались приготовления к предстоявшему торжеству. Был даже издан особый церемониал, предписывавший каждому из принадлежавших в одному из первых классов завести для присутствия при придворных празднествах столько-то платьев, иметь для присутствия в парадном цуге такой-то экипаж, с такими-то лакеями и т. д. — и дело подвигалось благополучно к концу. В конце августа месяца появились на улицах и площадях Петербурга герольды и три дня сряду объявляли верноподданным ожидавшее их высокое торжество бракосочетания наследника-цесаревича с цербстской принцессой Фикхен, нареченной при св. миропомазании Екатериной Алексеевной. 21-го августа имело состояться это великое событие в Казанском соборе.

Город принимал праздничный вид, всё и вся наряжалось для участия в предстоявшем торжестве, пред дворцом был сооружен фонтан, выбрасывавший вместо воды вино, всюду строились столы для дарового угощения несостоятельных и бедных петербуржцев, гирлянды, арки с вензелями, флаги, бюсты и пр. и пр. придавали городу давно невиданный веселый и праздничный вид. На Неве выстроились суда, и мушкетеры чистили до поту в лице пушки, которые имели сопровождать салютами предстоявшую церемонию.

Наконец-то наступило 21-ое августа и в час пополудни Екатерина стала женой царственного Квазимодо.

Напомним при этом еще одно место из речи придворного духовника: «в союзе этой четы вижу я перстень Всевышнего» — а что это был за брак, мы вперед забегать не станем и заключим эту главу заметкой самой великой княгини Екатерины Алексеевны, касающейся первых дней их супружества: «Мой возлюбленный муж мною вовсе не занимается, а проводит свое время с лакеями, то эксерцируя их в своей комнате, то играя с солдатиками, или же меняет на дню по двадцати различных мундиров. Я зеваю и не знаю куда деться со скуки» (Mèmoires, 47).

И после свадьбы Петр оставался по-прежнему ребенком, который несмотря на свои 18 лет играл с оловянными солдатиками и куклами и каждый день при этом напивался до беспамятства.

О любви или привязанности Петра к Екатерине и речи быть не могло, и с первого же времени их супружеской жизни они ничего общего между собою не имели, а каждый шел своей собственной дорогой. Петр обучал своих лакеев военным артикулам по прусскому образцу, бил своих собак или же полупьяный волочился за придворными дамами. Что же касается жены его, то, признаться, не для того она и в Россию пришла, чтобы стать «счастливой супругой», и если и были в самом начале её знакомства с Петром минуты, где она себя действительно считала влюбленной или заинтересованной Петром, то это уже было для неё ныне делом «давно минувших дней». Заметя моральную и духовную слабость цесаревича, она сразу прозрела, что нужно здесь действовать, «что рано или поздно — как она выражается в дневнике — я буду властительницею Россия в самом обширном значения этого слова», и что для достижения этой власти ей было нужно присвоить себе права, не гнушаясь никакими средствами.

И она к будущей роли стала серьезно готовиться, но не так-то легко ей было справляться со своей задачей: хитрая и подозрительная Елизавета рано «пронюхала» её планы и стала за нею неустанно следить, боясь того, как бы честолюбивая цербстка не спихнула её саму с трона, как однажды Елизавета, несмотря на всю свою неправоту, свергла с престола Ивана Антоновича и с ним всю его брауншвейгскую клику.

Окруженная полицейскими доносчиками и фискалами, Екатерина должна была отложить на некоторое время свои намерения, и она углубилась в чтение французских энциклопедистов, почерпая из них те поверхностные знания, о которых с таким преувеличением повествуют нам придворные историографы и подкупленные ею драгоценными подарками и пр. Вольтер, Дидро и др.

Но молодая и горячая натура Екатерины недолго могла находить утешение в книгах, и так как любезный супруг её по-прежнему ее совершенно игнорировал и о супружеских обязанностях вовсе не подумывал, Екатерина отыскала себе скоро более реальное средство для провождения времени. Еще будучи невестой, она успела насмотреть красивого молодого пажа своего жениха, Андрея Чернышева, который, как мы видим, вскоре после свадьбы стоял уже в самых интимных отношениях с новобрачною. Но шпионы царицы заметили эту связь и донесли о ней куда следует. Чернышева перевели в один из дальних провинциальных полков, Екатерина же получила как бы в надзирательницы madame Щоглокову, кузину Елизаветы, славившуюся супружеской верностью, 24-х летнюю красивую женщину, нарожавшую за восемь лет замужества шесть человек детей. Эта, всевозможными добродетелями прославленная камер-дама, должна была наставлять молодую Екатерину и служить ей примером даже — верите, читатель? — в деторождении!

Вот уже исходил девятый месяц замужества нашей вольтерианки, а о видах на произведение на свет наследника по-прежнему нет-как-нет ни малейших признаков, ни малейшей надежды, и вот и с этой стороны m-me Щоглокова имела миссию «повлиять» должным образом на цесаревну и научить ее «уму разуму».

А чтобы читатель-скептик не усомнился в правоте такой хитрой командировки, выроем из сенатского архива надлежащий документ и сообщим его вкратце: «Великая княгиня, которую мы призвали быть достойной супругой нашего возлюбленного племянника великого князя наследника цесаревича Петра Федоровича осчастливлена этою нашею царскою щедротою только в видах того, что её высочество сумеет повлиять своим умом и высокими душевными качествами на его императорское высочество и привяжет тем к себе сердце августейшего супруга своего, дорогому нам отечеству подарит православного наследника, нашему же императорскому дому достойного преемника. Но так как сие возможно лишь в том случае, если брак их высочеств покоится на основах взаимной искренней любви и супружеского согласия, и для этого её высочеству необходимо проявлять полное подчинение характеру её супруга, то и надеемся мы, что великая княгиня сознает, что от этого зависит её же счастье и благополучие и, следуя этому сознанию, проявит всевозможные любезности и старания для достижения этой высокой цели. Вам же (т. е. г-же Щоглоковой) повелеваем мы изложить это наше желание её императорскому высочеству и при каждом удобном случае повторять его, наставляя великую княгиню в любезности, любви, уважении и теплоте к супругу, стараясь тем смягчить его характер и привязать его сердце к княгине. Холод и обиды должны быть избегаемы, и да будет каждый супруг любим и счастлив, и да исполнятся таким образом наши материнские намерения и желания всех наших верноподданных», и т. д. (см. Бильбасов. История Екатерины II, т. I, стр. 265).