Фабиан Гарин - Командующий фронтом

— Здравия желаю! — окликнул его чиновник.

Лазо вгляделся и узнал Семибратова, протянувшего руку с такой же непринужденностью, как в вагоне.

— Ах, это вы, Алексей Алексеевич! — дружелюбно сказал Лазо.

— Так точно! Память у вас превосходная… Как живете, господин прапорщик?

— А вы? Все еще не женились?

— В ожидании. Весной снова собираюсь в Курган. Вы бы зашли ко мне на чаек, я живу на Татарской, в собственном доме, у самой Качи.

Постояв с минуту молча, они простились.

В другой раз, когда Сергей спешил к Лебедевой, он снова повстречал Семибратова. Тот широким жестом снял с головы шапку, но Лазо, откозырнув, не остановился и прошел мимо.

В третий раз Семибратов сам пришел к Лазо. Он робко постучал в дверь и, не дождавшись ответа, отворил ее. Лазо, сидевший на постели с книгой в руках, поспешно спрятал ее под подушку и с удивлением спросил:

— В гости пожаловали, Алексей Алексеевич?

Семибратов мял в руках шапку.

— Что с вами?

Чиновник оглянулся и тихо произнес:

— Должен сообщить важную новость.

— Говорите.

— Нас не услышат?

— А вы подойдите ко мне.

Семибратов приблизился, и Лазо увидел бледное лицо и дрожащие руки. Чиновник тяжело дышал, испуганные глаза были широко раскрыты. Казалось, что он попал в эту комнату, спасаясь от погони.

— Что с вами? — снова спросил Лазо.

— В Петрограде смуты, господин прапорщик. Сам читал телеграфную ленту.

— Про какие такие смуты вы говорите?

— Рабочие бастуют. Командующий Петроградским военным округом генерал Хабалов объявил, что бастующих будут отправлять на фронт.

— Правду говорите?

Семибратов перекрестился.

— А еще что?

— Разве этого мало?.. Этак и до нас дойдет.

Лазо, скрывая радостное волнение, успокоил:

— Нас это не касается, Алексей Алексеевич.

— Не говорите, может случиться, что и помазаннику божьему прикажут отречься от престола.

— И это нас не касается. А вы загляните все-таки ко мне завтра в это же время. Расскажите, что еще нового в Питере. Вы ведь на телеграфе раньше всех ленты читаете.

Семибратов догадался, что прапорщик заинтересован в том, чтобы знать о смутах в столице. «Шут его ведает, кто этот офицер и какие у него мысли в голове, — решил он, — прикинусь, что я тоже за бунтовщиков».

Оставшись один, Сергей долго размышлял: зачем Семибратов приходил с такими новостями именно к нему? Нет ли тут провокации? И он поспешил к дяде Глебу.

На другой день Семибратов пришел в условленный час. Достав из кармана телеграфную ленту, он подал ее Лазо. Сергей прочитал:

«Войска отказываются стрелять в рабочих и переходят на сторону бастующих. Рабочие и солдаты арестовывают министров и генералов, выпускают из тюрем революционеров. На улицах идет перестрелка с городовыми и жандармами, засевшими на чердаках домов с пулеметами».

— Вот это здорово! — не скрывая своей радости, воскликнул Лазо. — Наконец-то революция!

— Не стоит радоваться, Сергей Георгиевич, — осторожно заметил Семибратов. — Нам с вами тоже могут по шапке дать.

— Пустое болтаете, Алексей Алексеевич.

Семибратов понял, что сказал лишнее, и поспешил переменить тон.

— Так я ведь в шутку, — виновато оправдался он. — Нам по положению приходится говорить одно, а думать другое.

— Если это так, — ответил ему в тон Лазо, — то сообщайте мне ежедневно про события в столице.

— Пожалуйста, Сергей Георгиевич… Для такого человека, как вы, я с удовольствием.

Лазо уловил перемену в чиновнике: он не называл его больше «господином прапорщиком» и даже не пытался оправдать свой образ мыслей.

…Долго тянется зимняя ночь. Не спится Лазо. Через несколько часов наступит новый день, и надо продумать, с чего начать его. «Ведь я офицер, командир взвода, под моим начальством вооруженные солдаты, — размышлял он. — Прикажи — они все сделают: и телеграф захватят, и красный флаг над городской думой водрузят».

Сквозь замерзшее окно пробивается серое утро. Желтый свет керосиновой лампы падает на усталое лицо Лазо. Перед ним исписанный лист бумаги. Рука его перечеркнула какие-то строки, написала новые… За окном тишина, город еще спит… А в Петрограде, за несколько тысяч верст отсюда, не умолкают выстрелы, идут бои…

За дверью послышались шаги. Лазо сложил исписанный лист вчетверо, вынул из кобуры револьвер и положил на стол. Потом подошел к двери и резко толкнул ее. В коридоре кто-то стоял.

— Кто там? — строго спросил Лазо.

— Ваше благородие, это я, Назарчук. По секретному делу.

— Заходи. Ну что, Назарчук?

— Барышня Ада наказала передать: подсобите дяде Глебу… Власть в городе тогда перейдет в наши руки. Сами понимаете, ваше благородие, либо пан, либо пропал.

— Разве в городе знают про петроградские дела? — удивился Лазо.

— Знают, ваше благородие. Я ночью стоял в наружном карауле… Прибежала барышня и сказала: «Передай Лазо, что царя сбросили».

— Подъем скоро?

— Через полчаса.

— Ну так вот что, Назарчук! По боевой тревоге подними сейчас же всю четвертую роту. Если унтер спросит, скажешь, что я приказал.

— Слушаюсь, ваше благородие! — ответил довольный Назарчук и выскользнул из комнаты.

Поднятые по боевой тревоге солдаты торопливо одевались и спешили на казарменный двор. В морозном воздухе под сапогами скрипел снег:

— Рота, смир-но! — услышал Лазо голос Назарчука. — Равнение напра-во!

— Отставить! — крикнул Лазо, подбежав к солдатам, и весело поздоровался: — Здравствуйте, товарищи!

Обращение прапорщика было столь необычно, что вместо дружного солдатского ответа послышались разрозненные голоса:

— Здравия… желаем…

От Лазо не ускользнуло смущение солдат. Подойдя к Назарчуку, он протянул ему руку и громко произнес:

— Спасибо, товарищ Назарчук!

Повернувшись лицом к строю, Лазо взволнованно заговорил:

— Товарищи солдаты! В Петрограде произошла революция. Народ, на сторону которого перешли солдаты и матросы, сбросил царя, арестовал продажных министров и генералов и взял власть в свои руки. Надо кончать войну с немцами, возвратиться в свои дома, отобрать у помещиков землю, у фабрикантов — заводы…

Лазо посмотрел на лица солдат — они озарились улыбкой.

— Товарищи! — еще громче крикнул Лазо. — С сегодняшнего для прошу называть меня просто «товарищ Лазо», а не «ваше благородие», но дисциплину и порядок сохранять, как положено солдату.

К Лазо подбежал Назарчук, дежуривший у казарменных ворот.

— Товарищ Лазо! — предупредил он. — Ротный идет.

Командир роты подпоручик Смирнов шел быстрым шагом. Подойдя к Лазо, он, скривив рот, спросил:

— Это вы взбунтовали мою роту, прапорщик?

— Я, подпоручик.

— Опомнитесь! Вы давали присягу служить государю императору?