Фабиан Гарин - Командующий фронтом

Лазо с любопытством смотрел на молодого офицера австро-венгерской армии, в которого он, Лазо, должен был стрелять по воле русского царя в 1916 году. Быть может, о том же думал Залка. Революция примирила их и сблизила.

Попрощавшись с дядей Глебом и Адой, Лазо и Залка вышли на улицу. Они расстались на углу, пообещав встречаться, но случилось так, что оказались в разных городах и судьба их больше не столкнула вместе.

Весеннее солнце растопило снега, Енисей сбросил с себя ледяной покров. Пароходы вышли из затона в первые рейсы. В голубом небе отчетливо выделялась Черная сопка, а над ней курился дымок.

Ада Лебедева, смеясь, не раз рассказывала Лазо, как Гадалов собирается его похитить. Купец, как-то зайдя в лавку Погоняева, поносил Совет и угрожал большевикам, а больше всего «продавшемуся» офицеру Лазо.

— Я этого Лазо своими руками на цепь посажу.

— Правильно сделаешь, Савва Матвеевич, — поддакивал Погоняев, — неприятная личность. Он двух моих приказчиков с толку сбил, а те пришли ко мне и ерунду порют. «Мы, говорят, только восемь часов в день будем работать». Слыханное ли дело?

— Гони их к чертовой бабушке.

— Боюсь, Савва Матвеевич. Приходил какой-то из ихнего профсоюза и угрожал.

— Ты бы его дубиной по голове, — поучал Гадалов. — Кто хозяин над твоими приказчиками: ты или Совет?

То, что выболтал Гадалов, было давнишней мечтой начальника гарнизона полковника Толстова. Он натравливал на Совет эсеров и царских прислужников, и те повсюду выступали против большевиков.

Когда летом стало известно, что в Петрограде офицеры и юнкера напали на мирную демонстрацию рабочих и разгромили редакцию «Правды», полковник Толстов оживился. В Иркутский военный округ полетели клеветнические депеши.

«В Сибирском полку большевистское разложение, — писал Толстов, — Лазо грозит разогнать гарнизонный комитет. Совет не подчиняется приказу военного министра, отказываясь отправить войска на германский фронт. Категорически настаиваю на присылке карательной экспедиции».

Семибратов, дежуривший в аппаратной, узнал об этой депеше. Случайный спутник Лазо по вагону, Алексей Алексеевич постепенно проникся уважением к бесстрашному офицеру, как он его называл, и, уже не боясь нареканий со стороны своих сослуживцев, открыто стал симпатизировать красным.

Прибежав после дежурства в Совет, Семибратов попытался пройти к Лазо, но его не пустили.

— Зачем? — допытывался Назарчук.

— Скажи, Семибратов спрашивает.

— Придешь в другой раз.

— Не уйду ни за что, — настаивал телеграфист.

— Ладно, — махнул рукой Назарчук, — подожди здесь.

Вскоре он возвратился и виновато сказал:

— Идем!

Лазо, внимательно выслушав Семибратова, спросил:

— Это правда, Алексей Алексеевич?

— Вы все не верите мне, — обиделся Семибратов. — Если хотите знать, на телеграфе все косятся на меня за то, что я вас тогда пустил с солдатами. «Ты, говорят, красную заразу к нам занес».

— Тогда спасибо, Алексей Алексеевич! Хотите — оставайтесь у нас.

— Лучше пойду домой, — решил Семибратов, — я еще пригожусь вам на телеграфе.

По шпалам железнодорожного полотна, по обе стороны которого тянулись лесные полосы, шагала рота, а над ней и верхушками деревьев синел купол неба без единого облачка.

Лазо вел роту в сторону Канска.

— Хорошо на воле, — сказал Настаченко шагавшему рядом с ним Рябову.

— Ну и говорун ты, — поморщился Рябов. — А мы что, в неволе? Тебя, как волка, сколько ни корми, все в лес смотришь. Кто же за тебя воевать будет?

— Яка це война? Брат на брата пошел.

— Что ты выдумал? — рассердился Рябов. — Сознательный человек против нас воевать не станет, а сразу перейдет на нашу сторону.

За мостом утопала в зелени деревьев станция. Приказав роте растянуться цепочкой по перрону, Лазо ушел в станционное помещение.

— Скоро прибудет из Иркутска поезд специального назначения? — обратился он к железнодорожнику, стоявшему в комнате у окна.

— На подходе.

— Он пройдет дальше или остановится?

— Красноярск пока не принимает.

Лазо вышел на перрон. «Сдержали железнодорожники слово, — подумал он, — теперь все зависит от нас».

Вдали показался дымок паровоза. У станции он остановился, и из теплушек повыскакивали солдаты.

Лазо, стоя на стуле, кричал:

— Подходи ближе, ребята! Ближе, ближе!

Солдаты из любопытства столпились вокруг Лазо.

— Товарищи! — громко заговорил он. — Мы, солдаты пятнадцатого Сибирского пехотного полка, вышли вас встретить. Знаете ли, куда и зачем вы едете?

Солдаты молчали.

— Я вам скажу. Вас везут по вызову полковника Толстова в Красноярск стрелять в ваших братьев, которые не хотят подчиняться белогвардейским офицерам, а признают только власть Советов рабочих и солдатских депутатов. Вас пугают красногвардейскими отрядами. Вы их видели? Вот перед вами красногвардейцы! — Лазо широко раскинул руки в стороны. — Кто мы? Головорезы или мирные люди? Мы не хотим ни власти царских генералов, ни власти меньшевиков и эсеров из Временного правительства. Нам нужна война не с немцами, а с помещиками и фабрикантами.

— Кто ты такой? — спросил один из приехавших солдат.

— Я бывший офицер, командир роты, а теперь председатель солдатской секции Совета.

— Правду говоришь?

— Спроси у красногвардейцев.

Рядом с Лазо встал Рябов.

— Дозвольте, товарищ командир, мне сказать слово!

Лазо уступил место Рябову.

— Слушай мое бывшее солдатское, а теперь красногвардейское слово! — крикнул Рябов. — Я мужик Ржевского уезда Тверской губернии Иван Рябов. Командир наш сказал правду. Я, как и вы, присягал царю не по своей воле. Принудили… Что, разве не так говорю? — Он показал рукой на какого-то солдата и спросил: — А ты? А ты? Ты по своей воле присягал? Что же вы, братцы, приехали стрелять в нас? Совесть-то где? Кому служите? Офицерам? Давайте по-хорошему: снимайте погоны, познакомимся, обнимемся и поедем с нами.

— Правильно! Ура! — закричали приехавшие солдаты.

— А с офицерами что делать? — спросил солдат, срывая погоны с гимнастерки.

— Наш командир позаботится об этом, — ответил Рябов и сошел со стула.

К нему подошел Назарчук, похлопал по плечу и серьезно сказал:

— С сегодняшнего дня будешь у нас агитатором. Ты, брат, мастер на речи.

Офицеров разоружили. Им предложили дождаться встречного поезда и возвратиться в Иркутск. Двое, сняв с себя погоны, заявили, что и они готовы принести присягу Красноярскому Совету. Это вызвало шумное одобрение среди солдат.

— Видишь, какое дело, — говорил Рябов новым товарищам, — офицер офицеру рознь. Один понимает солдата, а другой смотрит на него как на скотину.

Пока Назарчук, Рябов и другие вели беседы с солдатами, Лазо звонил в Красноярск.