Фабиан Гарин - Командующий фронтом

— Сафронов, это ты? — кричал он, надрываясь, в трубку. — Это я, Лазо! Принимай поезд! Сообщи Бороде, чтобы лично приехал на вокзал встречать новое пополнение.

Машинист дал гудок, и поезд медленно отошел от станции. Рядом с машинистом стоял возбужденный Лазо.

Полковник Толстов, напуганный переходом иркутской части на сторону Красноярского Совета, пришел к убеждению, что его могут арестовать. Гадалов раздобыл ему штатский костюм и подложный паспорт на имя адвоката Лабинского.

Ярко горел камин в столовой купца. В хрустальных подвесках люстры играли разноцветные огни. Гадалов обтер платком вспотевшую шею.

— Я денег не пожалею, — сказал он сердито, — пусть шлют казаков, а солдаты — шваль, их переманить ничего не стоит.

— Постараюсь, — сказал полковник, примеряя гадаловский полушубок.

— Вот еще пять тысяч! — Купец бросил пачку керенок. — Только без казаков не возвращайтесь!

— И мне бы с полковником поехать, Савва Матвеевич, — попросил Сотников. Он давно хотел, но никак не мог убежать из-под опеки купца и его дочери.

— Как думаете, полковник? — спросил Гадалов.

Раньше чем Толстов посмотрел на купца, Сотников незаметно подмигнул полковнику. Толстов смекнул, в чем дело, и ответил:

— Вдвоем, понятно, лучше. Я буду требовать казаков, а он артиллерию.

— Ладно, езжай! — согласился Гадалов. — Погоны спрячь в карман, не то в дороге «товарищи» прибьют.

— Денег дадите, Савва Матвеевич?

Дочь Гадалова, подслушивавшая за дверью, вбежала в столовую, бросилась отцу в ноги и заплакала.

— Ну вот еще, — недовольно пробурчал купец, — не хватало девичьих слез. Встань!

— Папенька, — просила она сквозь слезы, — дайте ему побольше денег. Вдруг арестуют, надо будет откупиться.

— Ладно, дам, только не реви…

Об отъезде Толстова Лазо узнал от Сафронова, того самого железнодорожника, который уговорил дежурного в Красноярске не принимать поезда из Иркутска, пока солдаты не присягнут Совету.

— Прозевали, — пожалел Лазо, — а можно было задержать полковника.

Назарчук, посланный с утра в разведку, возвратился только вечером и рассказал Лазо о том, что Толстов уехал в Иркутск один, а Сотников остался и пьянствует у себя на квартире.

— Говорят, — сказал Назарчук, — что он выманил у Гадалова десять тысяч рублей.

Эта весть дошла и до купца. Разозленный обманом Сотникова, он приехал к нему на квартиру и пригрозил:

— Я тебя в порошок сотру. Жулик ты, а не офицер. Картежник! Грабитель!

У Сотникова хмель сразу вылетел из головы. Он поднялся со стула и заплетающимся языком сказал:

— Я не позволю купчишке кричать на меня, казачьего офицера.

Гадалов схватил за край скатерть, потянул ее к себе. На пол со звоном полетели бокалы с недопитым вином, бутылки, тарелки.

— Погоди, — кипел он от бешенства, — я на тебя в суд подам, в тюрьму посажу за аферу, — и выбежал на улицу.

Протрезвившись, Сотников поехал просить у Гадалова прощения.

— Виноват, Савва Матвеевич, — молил он купца, — бес попутал. Клянусь, что я со своим дивизионом разгоню Совет и сам приведу к вам Лазо.

— Хорошо, — согласился купец, — даю тебе три дня срока.

Казаки чистили лошадей. Сотников пообещал дать всем отпуск на побывку, если они разгромят Совет. По принятому Сотниковым плану дивизион должен был окружить городскую думу, обезоружить красногвардейцев и арестовать исполком Совета.

В полдень Сотников вышел на улицу. Ему подвели коня. Ухватившись за луку, он, обрюзгший за последние месяцы от безделья и непомерного пьянства, с трудом поднялся на стремени и перебросил ногу через седло.

К нему подъехал есаул.

— Ваше благородие, прикажете затянуть песню?

— Отставить! — отмахнулся командир дивизиона. — Сначала захватим зачинщиков.

Покачиваясь в седлах, казаки двинулись к городу. Никто из них не знал, что казак первого эскадрона Степан Безуглов тайком встречается с Назарчуком, рассказывает ему о настроениях в дивизионе, о ссоре купца Гадалова с командиром Сотниковым и готовящемся нападении на Совет. Степан был родом из бедных даурских казаков. Когда началась война, он заложил все, что мог, распродал последний скарб и купил коня. Жена его и пятилетний сынишка остались без куска хлеба, на произвол судьбы. Домой он писем не слал потому, что жена не знала грамоты, и по той же причине не получал. С Назарчуком он познакомился на базаре, и солдат сумел подобрать ключ к его сердцу. Степан заслушивался рассказами Назарчука про то, как солдатам свободно живется с Лазо, как они любят его, как в деревнях начался раздел земли и повсюду идет война бедняков с богатеями.

— Слушай, солдат, — сказал как-то Безуглов, — может, мне податься к вам? Не выйдет с конем — приду пеший.

— Успеешь, Степан, — отговаривал Назарчук, — когда ни придешь, — примем, как брата. А сейчас лучше оставайся в дивизионе как бы вроде нашего разведчика.

— Ры-сью! — протяжно скомандовал Сотников, приподнявшись на стременах и обернувшись к казакам.

Неожиданно просвистели два снаряда и разорвались позади дивизиона. Ряды казаков смешались. Кто-то выпал из седла, и конь без седока бросился в сторону. Сотников испуганно поскакал к задним рядам. Со стороны загремели винтовочные выстрелы. На дороге показались цепи красногвардейцев с ружьями наперевес. Казаки дрогнули, повернули коней и ускакали, даже не подобрав убитых.

Через несколько дней в город пришел Степан Безуглов. Назарчук повел его к Лазо.

— Здравствуй, казак! — встретил его ласково Лазо и протянул руку. — Не жалей, что потерял худого коня, зато нашел друзей, которые помогут тебе и твоей семье стать на ноги и вольготно зажить.

— Спасибо, ваше благородие! — поклонился Безуглов.

Назарчук от удивления раскрыл рот.

— У нас чинопочитание отменено, — объяснил он, — мы друг друга называем товарищами. Ты вот товарищ Безуглов, а это вот товарищ Лазо. Ясно тебе?

— Ясно!

— Расскажи, где оставил дивизион? — спросил Лазо.

Степан, обрадованный приемом, охотно заговорил:

— Дивизион потерял шестнадцать человек. — Улыбнувшись, он добавил: — А со мной семнадцать. Сейчас дивизион за Енисеем, сказывали — пойдет на Минусинск. К командиру купец приезжал с дочерью, распекал его.

— Что казаки говорят? — перебил Лазо.

— Домой хотят податься… Боятся красных.

— Ну, спасибо тебе, товарищ Безуглов. А теперь иди с Назарчуком, он тебя накормит.

В первые дни ноября ударили морозы. С реки дул студеный, колючий ветер. Шаря по немощеным мостовым, он поднимал тучи песка, забивал ими щели, заносил через пороги в лавки и дома.

Ждали первого снега, чтобы согрелась земля на полях, чтобы примялся на улицах песок.

Степана Безуглова зачислили в первый взвод, и он часто дежурил связным на телеграфе.