Аркадий Панаев - Князь Александр Сергеевич Меншиков. 1853–1869

— Евпаторию взять нельзя! — громко сказал мне Хрулев. — Ничего не сделаешь: выводите ваши команды, отступить!

Затем он скомандовал резервным батальонам Подольского полка «налево кругом!», но они, не трогаясь, в один голос заговорили:

— Ваше превосходительство! Позвольте: мы возьмем… только прикажите!..

Хрулев остановился. Молодые солдатики так жалостно просили и, стоя под огнем, не заботясь об утратах, с такой улыбкой надежды смотрели ему в глаза, что он, видимо, колебался. Лицо его пылало, молодецкая кровь кипела, слово согласия из глубины сердца рвалось на уста… но благоразумие взяло верх: глубоко вздохнув, Хрулев переломил себя.

— Спасибо, спасибо вам, молодцы! — произнес он нетвердым голосом. — Мы пойдем, только не сейчас! Мы много потратили патронов, надо опять запастись, а пока пойдем обедать!

Затем, махнув рукой, в знак отступления, он поехал назад, весело улыбаясь. Приказав грекам, спешенным казакам и другим выбираться из огня, я последовал за Хрулевым. Отъехав немного, мы были настигнуты князем Урусовым, прискакавшим из центральной колонны.

— Как! что! ты велишь отступать? — начал он, — помилуй, братец, зачем? мы так славно пошли… Напрасно, напрасно! Мы бы непременно взяли Евпаторию…

— Игра не стоит свеч, братец; ты это хорошо сам знаешь! — сухо отвечал Хрулев.

— Солдаты рвутся! я их поведу. Как же это — отступать в такую благоприятную минуту?

Но Степан Александрович, вместо ответа, въехав на бугор бывший возле расположения центральной колонны, громко скомандовал: «отступление в шахматном порядке, первые батальоны, начинай!»

И подняв саблю вверх, выждал покуда команда передавалась батальонными командирами, потом опустил ее, с возгласом «марш!»

И отступление началось так же чисто, как оно обыкновенно делается на линейном учении. Когда первые батальоны отошли на известное расстояние, Хрулев возобновил команду для вторых и так далее; шли мы вплоть до места нашего ночлега. При начале отступления, флигель-адъютант Волков, прискакавший к Хрулеву, сообщил ему, что часть турецкой конницы и пехоты выходила из Евпатории с целью преследования, но, устрашась наших двух батальонов Азовского полка при батарее артиллерии, воротилась вспять; при этом турки осмеливались подскакивать довольно близко к нашим каре. Когда мы и с места тронулись, в нас палили таки и с укреплений Евпатории, и с пароходов, но мы скоро спустились за высоту — и всё умолкло.

Отступив от Евпатории, Хрулев довел отряд и приказал дать обедать людям и пополнить убыль в патронах; слез с лошади на тот самый камень, на котором провел ночь, и заснул глубоким сном.

Я отправился к греческому батальону проверить убыль и навестить раненых; рядовые были на перевязочном пункте, а капитаны при своих ротах. Христовери сидел в кибитке и, благодаря за участие, весело успокаивал меня на счет последствий ран; Карайско, лежа на телеге, жестоко страдал: раны своей он не пережил.

По первым сведениям на самом поле битвы, насчитали раненых несколько более 500 человек; раны, в большинстве случаев, были легкие, круглыми пулями или жеребьями; многие солдаты не вышли даже из фронта; но самую ощутительную потерю понес Азовский полк: кроме многих офицеров и нижних чинов, был ранен довольно серьезно в берцовую кость командир полка, храбрый генерал Криднер.

Блестящий результат предварительных распоряжений Хрулева отразился в том примерном порядке, с которым убирали с поля и перевязывали раненых. Когда они доставлены были в Симферопольский госпиталь, то старший доктор поспешил засвидетельствовать главнокомандующему о той образцовой исправности перевязок, которую он нашел у раненых, прибывших с поля Евпаторийского сражения, причём он присовокупил, что и в госпитале в настоящее время трудно было бы сделать перевязки подобным образом. Вся честь и заслуга в данном случае принадлежала хирургу Евпаторийского отряда, надворному советнику Райскому; честь и слава благоразумным распоряжениям Хрулева! Под Евпаторией начальники частей артиллерии отличались распорядительностью как перед боем, так и в самом бою. Артиллерия работала на славу и много положила врагов в Евпатории. Штуцерники действовали тоже мастерски. Пехоте и кавалерии правой и центральной колонн не довелось приложить их готовности к делу; они отступили, с надеждою возобновить бой после обеда [21] В Евпаторийском деле участвовали: В правой колонне: 8-я дивизия 1-й бригады ген.-майора Замарина; полки: Забалканский — полк. Тимашева, Полтавский — ген.-м. Голвачевского; резервная уланская дивизия г.-м. Бобылева; полки: эрцг. австр. Леопольда — г.-м. Терпелевского, Новоархангельский — полк. Рословлева; две сотни казаков; батареи: пешая легкая № 3-й, 3-й бр. — полк. Федюхина, конная № 21-й — полк. Колобова, легкие: № 20-й — Эйлера, №19-й — шт.-кап. Колмыкова. В центральной колонне: 8-я дивизия 1-й бригады ген.-м. Тетеревнпкова; полки: Алексопольский — ген.-м. фон-Бусе, Кременчугский — барона Менгдена; одна сотня казаков; батареи: пешая № 3-й 2-й бр. — полк. Алексеева, легкие: № 4-й — подполк. Лаленевича, № 5-й — Минина. В левой колонне: 12-й дивизии Азовский пех. полк — г.-м. Криднера, 5-й и 6-й резервные батальоны Подольского полка, батальон греческих волонтеров, спешившиеся драгуны Московского полка — г.-м. Кроника, три сотни казаков № 61-й Жирова полка, одна сотня казаков № 55-й Филинова; батареи: пешая легкая № 3-й 11-й бр.-кап. Савича, №4-я — шт.-кап. Кореницкого, №4-й 12-й бр. — пор. Вейерлока, №3-й 14-й бр. — кап. Ельчанинова, №4-й — кап. Недосекина, конная легкая № 23-й — пор. Кузена — сводной бригадой Азовского и Подольского полков командовал ген.-м. Огарев 3-й; начальник всей пехоты ген.-лейт, князь Урусов. Начальники колонн: правой — ген.-м. Бобылев, средней — ген.-м. Тетеревников, левой — ген.-м. Огарев 3-й. Начальник всей артиллерии: полков. Шендеман. Начальники артиллерии: Правой колонны — полк. Колобов, средней — полк. Сегеркранц, левой — полк. Пущин. .

Пообедали, позапаслись сколько было возможно патронами и снарядами, осмотрелись и ожидали приказания. Никому не было известно решение Хрулева; он спал глубоким сном и добудиться не было никакой возможности. Этот сон похож был на какую-то летаргию. После стольких бессонных ночей и голодных дней, при сильнейшем напряжении всей нервной системы, после увлечения боевыми минутами, сопровождавшимися целым роем самых разнообразных ощущений, — Хрулев, под гнетом утомления, погрузился в совершенное забытье.

Возвратясь из батальона, возле Хрулева я застал Волкова и Шейдемана.

— Степан Александрович! Степан Александрович!! — будили они его, — батюшка, проснитесь… что нам делать с войсками? Они готовы, управились!..