Николай Молчанов - Огюст Бланки

После выборов 1876 года, когда республиканцы победили и потребовали от Мак-Магона подчиниться или удалиться, он вынужден был подать в отставку. Но хотя буржуазия теперь в большинстве стала республиканской, ее прогрессивная роль после Коммуны уходит в прошлое. Даже сравнительно левые буржуазные лидеры вроде Гамбетты превращались в политиканов, умело эксплуатирующих республиканские чувства. На арену политической жизни Третьей республики, родившейся в 1875 году, должен был выступить рабочий класс. Однако он все еще не оправился от трагического поражения 1871 года. Действует закон о запрещении Интернационала и любых рабочих организаций. Тем не менее возникают подпольные секции Интернационала. Судебные процессы против них, особенно в Марселе, Лионе, Тулузе, свидетельствуют, что рабочее движение существует, хотя и в очень ограниченных масштабах и формах. Появляются также разные синдикалистские рабочие организации, которые, правда, придерживаются принципа не борьбы, а сотрудничества классов. С другой стороны, реакция пытается заигрывать с рабочими путем создания католических организаций рабочих. Это были, конечно, очень незначительные, но все же характерные симптомы оживления того дела, которое, по мнению Ипполита Тэна, было похоронено на полстолетия.

Но Бланки полностью изолирован от всего. Переписываться он может только с сестрами, и его письма носят угнетающе-однообразный характер. Каким-то замогильным тоном отдают его слова, которые повторяются в разных вариантах время от времени: «Я не могу сообщить тебе ничего другого, кроме старой истины, что я остаюсь погребенным заживо. И только с весточками от тебя проникает в мою могилу немножко света и воздуха. А когда их нет — вокруг меня царит мрачная ночь».

С некоторых пор надзиратели стали прислушиваться у двери камеры Бланки. Сомнений нет! Старик разговаривает сам с собой, уж не спятил ли он? Напрасные надежды! Ум Бланки ясен и тверд, как никогда. Дело в том, что он сознательно упражняется в громком чтении и произнесении речи, чтобы не потерять навыков оратора в обстановке гробового молчания.

Самым тяжелым во время заключения в Клерво был для него 1877 год. Прошло уже пять лет, как он находится здесь. Только смена времен года, пробуждение или увядание природы разнообразят его существование. И болезни, которые с возрастом дают знать о себе все мучительнее. Время от времени до него доходит слух об амнистии или помиловании. Но он закаленный узник и ни во что уже не верит. Однако не до такой степени, чтобы потерять волю к жизни. Нет, он не расстается с непоколебимым решением доставить своим врагам высшую радость от известия о его смерти как можно более поздно. Поэтому его обеспокоил неожиданный слух о том, что высокое начальство «озабочено» его здоровьем и хочет перевести его в место с более теплым климатом. Он знает дену «заботе» начальства. И на этот раз выясняется, что его хотят перевести в замок Иф, который действительно находится на юге, но условия там подобны замку Торо. К тому же у него есть уже опыт тюрьмы на Корсике. И он торопливо пишет сестре: «Разрешено — как трогательно— не приказано, а разрешено в виде милости перевезти меня, больного, на кладбище. Ты можешь быть уверена, что я не просил об этом и даже не знаю, кто позаботился об этой «милости» — посадить меня на эту мрачную скалу. Во всяком случае, я думаю, что это ни ты, ни Софи, никто из нашей семьи. Пожалуйста, наведи об этом справку в министерстве. Я должен знать, что меня ожидает. Поторопись ответить».

В конце мая он снова жалуется на здоровье: «Улучшений нет. Я не могу ни есть, ни пить. По ночам - мучает одышка, сопровождаемая невыносимым сердцебиением...» В июле письмо написано заметно дрожащей рукой: «Мне хуже. Я должен оставаться в постели вследствие нового кризиса болезни».

И вот «Птит пресс» сообщает о смерти Бланки. Но на другой день — опровержение. Газеты лишь передают информацию из Клерво, а там говорят, что старик вот-вот умрет. Начальник тюрьмы в рапорте 4 июля сообщает, что врач предсказывает скорую кончину и требует инструкций на предмет устройства похорон. Ведь семья потребует выдачи тела, а похороны в Париже могут вызвать бурные манифестации; начальник великолепно понимает, что маленький старичок, которого он бдительно стережет, многое значит для Франции. И он предлагает потихоньку похоронить его на тюремном кладбище в Клерво.

К огорчению полицейского начальства, Бланки опровергает прогнозы. Он не только жив, но подает явные признаки выздоровления. А преждевременные слухи о его смерти вызывают дискуссию о его судьбе на страницах не только левых, но и буржуазных газет. Понятно, когда Бланки держали в тюрьме при Луи-Филиппе или при Наполеоне III. Но при республике, за которую он так долго и самоотверженно боролся? Вспоминают судебный фарс и его осуждение не за конкретное деяние, а за одну только возможность влияния Бланки на предполагаемые события, за убеждения, за то, что не изменил своим принципам.

Но есть вещи, которые посерьезнее сентиментальных соображений о несправедливой участи вечного узника. Бланки — символ революции, символ Коммуны, единственный человек, который уже десяток лет воплощает, выражаясь словами Маркса, ум и сердце пролетарской партии во Франции. Сама эта партия существовала в потенциальной форме различных групп, организаций, движений и тенденций, опиравшихся на рост и усиление французского рабочего класса. Происходит не только его численное увеличение. Несмотря на запрещение, все чаще вспыхивают стихийные забастовки. Начавшийся в 1873 году экономический кризис вызывает безработицу, снижение заработной платы, что усиливает недовольство рабочих своим положением.

Что касается самой бланкистской партии, то она существует в эмиграции, главным образом в Англии, в виде полулегальной группировки «Революционная Коммуна». О ней уже упоминалось в связи с ее участием в Первом Интернационале и ее выходом из него. В 1874 году бланкисты публикуют новый манифест «К коммунарам». В нем предсказывается неизбежность наступления революции. Свою программу бланкисты выражают в тройном девизе: «Атеизм, коммунизм, революционность».

В 1876 году в Париже состоялся первый общенациональный рабочий конгресс. Он высказался за республику, за создание рабочей политической партии, за амнистию коммунарам, за светское образование. Участники конгресса не только не выдвигали никаких революционных идей, но даже подчеркивали, что они действуют в духе «мудрых советов министра внутренних дел». Первый французский рабочий конгресс вызвал одобрение буржуазной печати, в которой с удовлетворением отмечалось, что его участники вели себя «вполне прилично». Зато бланкисты резко осудили конгресс за пособничество буржуазии, «отказ от революции и отрицание Коммуны».