Николай Молчанов - Огюст Бланки

— Мне нечего добавить к словам моего адвоката, я хочу лишь подчеркнуть, что меня судят здесь не за 31 октября. Это наименьшее их моих преступлений. Я представляю здесь республику, посаженную на скамью подсудимых вашим судом монархии. Правительственный комиссар осудил здесь революцию 1789 года, революцию 1830 года, революцию 1848 года, революцию 4 сентября 1870 года. Меня судят и осудят во имя монархических идей, во имя старого права, противостоящего праву новому.

Так и произошло. Суд приговорил его к вечной ссылке в военную крепость и к лишению всех гражданских прав. Этот приговор был вторично подтвержден в суде 29 января. В это время тысячи осужденных коммунаров ссылали на острова Новой Каледонии в Тихом океане. Та же участь ждала Бланки. Однако медицинская комиссия решила, что он не выдержит далекого плавания. По приказу министра внутренних дел 16 сентября ссылка заменяется вечным заключением в тюрьме Клерво под усиленной охраной. Двойные стены протяженностью в четыре километра окружали целый тюремный город, в который превратили монастырь, основанный еще в XII веке святым Бернардом. Здесь было больше двух тысяч уголовных преступников и сто пятьдесят политических. Их охраняли шестьдесят тюремщиков и шестьсот солдат 62-го полка.

Бланки посадили в камеру номер один корпуса для политических заключенных. Это помещение в два с половиной метра в длину и полтора метра в ширину. Узкое горизонтальное окно с решеткой прикрыто снаружи щитом. «Ни воздуха, ни света. Это — могила, скорее даже гроб» — так охарактеризовала камеру Бланки его сестра мадам Антуан. Обычно в такой камере держали несколько дней. Бланки находился в ней восемь месяцев. Он строго изолирован от соседей, но может иногда видеться с сестрами.

В этой же тюрьме и в этих же камерах позднее был заключен знаменитый русский революционер П. А. Кропоткин. В своих воспоминаниях он оставил описание и даже рисунки тюрьмы и камер в Клерво. Условия там, по его мнению, были даже лучше, чем в других тюрьмах. Но именно в связи с тюремным заключением в Клерво он писал: «Не подлежит сомнению, что продолжительное заключение разрушает — неизбежно, фатально — энергию в человеке; оно убивает к тому же еще и волю. Заключенный не находит в тюремной жизни необходимости упражнять свою волю. Наоборот, если он ее имеет, то с нею наживет себе беды; воля арестанта должна быть, по мнению начальства, убита, и ее убивают. Еще меньше возможности находит он для проявления естественной симпатии. Все делается так, чтобы помешать арестанту сноситься в стенах или за стенами тюрьмы с теми, к которым он чувствует влечение. Затем заключенный, по мере того, как проходят годы, все меньше и меньше становится способным в физическом и умственном отношении к напряженной работе».

Кропоткин писал со знанием дела. Он сам, подобно Бланки, много лет провел в тюрьмах, хотя, конечно, не столь долго. Так вот, поведение Бланки во время его заключения в Клерво, когда, казалось, уже его возраст сам по себе должен был сказаться на нем, служит полным опровержением печальной закономерности, отмеченной русским революционером. Пользуясь тем, что ему разрешили иметь книги, бумагу, перо, Бланки неутомимо работает и живет интенсивной духовной жизнью.

Каков же круг его интересов? Он ограничен вопросами науки. Бланки читает много книг по истории, географии, математике, здесь энциклопедии, словари. Так, оп глубоко изучает проблему превращения пустыни Сахары в плодородную местность, но признает ее неразрешимой. Он поддерживает связь с журналом «Научное обозрение». В Клерво было немало политических заключенных, среди них и бланкисты. Но никаких контактов с ними Бланки не разрешали.

Вообще, разгром Коммуны нанес страшный удар по бланкистам. Самые смелые и решительные, они первыми шли в бой и первыми умирали. Риго, Ферре, Флуранс, Дюваль и многие другие героически погибли вместе с Коммуной. Не сразу, постепенно Бланки узнавал о страшной участи своих лучших друзей. Уже во время Коммуны тяжелая болезнь свалила Трпдона, а вскоре он умирает в Брюсселе. После него «генералом» бланкистов, то есть как бы заместителем Бланки, стал Эд. Но уцелевшие бланкисты рассеяны по разным странам. Многие в Новой Каледонии, в ссылке. Большинство их оказалось в Лондоне. Здесь Вайян, Прото, Шарль де Коста, Раньер, Мартен, Ранвье. Эдуард Вайян, который и раньше испытывал тяготение к марксизму, привлекает друзей в Интернационал. Здесь они одно время поддерживают Маркса в борьбе с Бакуниным. Но решение о переводе Генерального совета Интернационала в 1872 году в Нью-Йорк разочаровывает их. Бланкисты заявляют о разрыве с Интернационалом, поскольку он «не пожелал стать постоянной повстанческой организацией пролетариата». Так писали в своем заявлении бланкисты — члены Генерального совета Интернационала А. Арно, Ф. Курне, Маргерит, К. Мартен, Ранвье и Вайян. Как и в Интернационале, который ослаблен острыми разногласиями, возникают раздоры и среди бланкистов. Но Бланки почти ничего не знает об этом...

Его здоровье снова резко ухудшается. Тюрьма в Клер-во находится в болотистой местности, и это, видимо, сказывается. К тому же камеру Бланки не отапливали. В феврале 1873 года его освидетельствовали трое врачей. Готовилась партия политических заключенных для отправки в Новую Каледонию. Но врачи нашли у него тяжелую болезнь сердца и пришли к заключению, что путешествие будет для него гибельным. Действительно, зиму он перенес с большим трудом. В мае 1873 года его перевели (вернее, перенесли) в палату тюремной больницы. Это большое помещение, пять окон которого выходят на тюремный двор, а три окна — в сад бывшего монастыря. В этом зале святой Марии, как его называли, Бланки по-прежнему один. Условия здесь намного лучше, чем в прежней крошечной камере. Однако зимой в зале стоит страшный холод. С большим трудом сестры добились того, чтобы ему разрешили иметь маленькую печь. Он сам варит себе обед из овощей, которые ему регулярно присылают сестры. В его обширном помещении появляется также кое-какая мебель. Главная отрада для него — книги. Бланки собрал целую библиотеку. Хуже с газетами. Ему разрешили получать только одну «Птит пресс», издание, скудное на сообщения политического характера.

Но обстановка в стране после Коммуны являла собой столь безотрадную картину, что жалеть об этом не приходилось. Воцарилась «республика без республиканцев». Такой нелепый строй установился потому, что монархическое большинство Национального собрания, рождение которого еще успел увидеть Бланки незадолго до своего ареста, оказалось не в силах осуществить свои планы. На трон претендовало сразу три династии: Бурбонов,

Орлеанов и Бонапартов. А главное — страна была против любой из этих монархий. Вот почему даже Тьер — сторонник Орлеанской династии — вынужден был отказаться от своих замыслов. Но монархисты не хотели и республики. Только в 1875 году наконец принимается решение об установлении республиканского строя (большинством в один голос!). Но и после страна еще несколько раз была на грани монархической реставрации. С 1873 по 1879 год Францией правил в качестве президента республики ярый монархист маршал Мак-Магон, вместе с Луи Бонапартом он привел к позорному плену французскую армию в Седане. Небывалую власть и влияние в стране приобретает церковь. Но это вызвало антиклерикальный и республиканский подъем.