Николай Молчанов - Огюст Бланки

Речь Клемансо, вызвавшая горячее одобрение левых, не произвела впечатления на большинство собрания. Бланки остался жертвой произвола. Он и не питал никаких иллюзий на этот счет. Зато сама речь Клемансо доставила ему исключительную радость. Он вспомнил студента-медика, приходившего к нему каждый день в Сент-Пелажи, и, зная о его дальнейшей деятельности, захотел выразить ему чувство искренней дружбы. 18 марта 1879 года он пишет письмо Клемансо: «Прежде всего я горячо благодарю Вас за выступление 21 февраля, когда Вы одержали один из самых прекрасных Ваших триумфов. Это также один из самых счастливых для меня дней. Хотя прямого успеха не достигнуто, я остаюсь тем не менее Вам обязанным. Поверьте, дорогой Клемансо, что это никогда не будет забыто».

Обычно сдержанный и недоверчивый Бланки явно растроган; он откровенно на многих страницах высказывает все, что он думает о политической жизни, о политике правительства. Он видит низость и ничтожество этих консервативных республиканцев, но смотрит в будущее с надеждой. И он призывает Клемансо настойчиво и последовательно продолжать борьбу. Вопли реакционной прессы — это не угроза, а вынужденное признание его триумфа. Что касается недовольства политических друзей, то оно не имеет значения, и к тому же вчерашние друзья могут завтра стать врагами. Необходимо сохранять твердость характера. Бланки призывает Клемансо проявить стойкость и в начинающейся битве за амнистию коммунарам. Надо, чтобы Клемансо стоял во главе этой борьбы за торжество истины. Необходимо, чтобы он подхлестывал, подталкивал вперед слишком робких левых, которые всегда обнаруживают плачевную слабость. Нельзя принимать всерьез их вечные ссылки на то, что их мало. Даже один человек может, выступая перед большим собранием, высоко держать голову. И он ставит в пример крайне правых, которые дерутся яростно, хотя их очень немного. Полдюжины их стоят целой армии. На этом фоне совершенно непростительна слабость, непоследовательность левых. Как не хватает сильных и энергичных люден! Бланки внушает Клемансо, что именно он может и должен быть таким человеком. Но он высказывает опасение, что ему могут помешать стать выдающимся деятелем, включив его в число заурядных людей, предоставив ему какую-либо подачку или синекуру. Бланки предсказывает ему блестящую будущность великого оратора левых, если он останется принципиальным, если он сможет мужественно держаться, если он останется абсолютным хозяином своей самостоятельной роли.

Бланки так заканчивает письмо: «Но довольно слов, мой дорогой Клемансо. Я их выражу в одной фразе. Вы должны быть в палате человеком будущего, вождем революции. Она не могла его обрести, начиная с 1830 года. Теперь у нее есть такой шанс, и нельзя упустить его.

Что касается меня, то я всегда останусь верен чувствам дружбы, которые я выразил в первых строках своего письма».

Но письмо так и осталось в бумагах Бланки. Оно не было послано Клемансо. В чем здесь дело? Если вчитаться в это неотправленное письмо, то бросается в глаза слабо скрытая тревога по поводу того, сможет ли Клемансо удержаться на левых позициях. Под свежим впечатлением от его речи Бланки проявил веру в будущее талантливого оратора. Но и тогда он высказывал свои предостережения. Видимо, перечитав письмо и подумав, Бланки почувствовал еще больше сомнений в отношении Клемансо. И он не отправил это письмо. К счастью, в своей жизни Бланки не увидит, как сбудутся его опасения за политическую судьбу Клемансо. А они спустя много лет после смерти Бланки подтвердятся. Клемансо станет воплощением реакционной сущности французского империализма. Он останется талантливым оратором и умнейшим политиком, но будет не вождем, а врагом революции...

Борьба за освобождение Бланки продолжается. В нее вовлекаются все новые силы. В Бордо республиканцы выдвигают кандидатуру Бланки на предстоящих 6 апреля выборах. Газеты «Марсельеза» п «Ренюблик франсез» открывают подписку для сбора средств на избирательную кампанию. Создается «Комитет Бланки» во главе с ра-бочим-слесарем Кероном. Распространяются десятки тысяч экземпляров воззвания, в котором описывается жизнь Бланки, расклеиваются плакаты. Проводятся собрания и митинги. В первом туре на выборах не прошел никто. Но Бланки собрал 3667 голосов. Его главный соперник, друг самого Гамбетты Лявертюжон — 4665. До 20 апреля, когда должен состояться второй тур, идет ожесточенная борьба, которая выходит далеко за пределы Бордо. В нее вовлечена вся Франция. Более того, за избирательной дуэлью следят за границей. Национальный герои Италии Гарибальди направляет обращение к избирателям Бордо: «Голосуйте за Бланки, героя-мученика за свободу человечества».

Один из сторонников Бланки заявил, обращаясь к противникам: «Вы — Версаль, а мы — Коммуна!» Так оно и было. И Коммуна победила! Бланки получил 6801 голос, Лавертюжон — 5330. «Новая партия громко возвестила о своем вступлении в жизнь», — писала газета «Репюблик франсез». Казалось бы, в соответствии с законом Бланки должен быть немедленно освобожден. Но правительство, президент, буржуазное большинство в палате не хотят признать свое поражение и нагло нарушают закон. 27 мая в парламенте происходят дебаты, и реакция делает все, чтобы объявить результаты выборов недействительными и оставить Бланки в тюрьме. Казалось, ожил призрак умершего два года назад Тьера, палача Коммуны. Но это была жалкая и тщетная попытка остановить эволюцию всей страны, которая шла влево. Дело Бланки уже приобрело характер не частного случая; оно служило отражением окончательного поражения монархистов и торжества республиканского строя. Властям пришлось волей-неволей сделать вывод из итогов выборов в Бордо. 10 июня президент подписывает декрет о помиловании Бланки. Почти одновременно принимаются и другие исторические решения. Париж вновь становится столицей Франции, «Марсельеза» объявляется государственным гимном, день 14 июля будет отныне национальным праздником...

Как только разгорелась борьба за Бланки, это немедленно сказалось на его здоровье. Человек, которого уже собирались хоронить, сразу ожил. Сначала тюремщики услышали из камеры дробный деревянный стук, от которого они уже отвыкли. Старик начал ходить! В своих привычных деревянных сабо он прогуливается по своему довольно просторному помещению. Он уже сам колет дрова и готовит обед на своей печке. Каждое письмо, каждое свидание с сестрами, каждый номер газеты приносят ему вести о французских политических делах. С проницательностью умудренного опытом и годами политика он видит, куда идет Франция, и он ожидает свободы. В предвидении этого уже полмесяца в гостинице напротив тюрьмы живет семидесятисемилетняя сестра Бланки мадам Барелье. В 10 часов вечера 10 июня в ее дверь неожиданно постучали. На пороге стоял стражник из тюрьмы, который с необычной любезностью просил мадам срочно пожаловать к начальнику тюрьмы, получившему важное сообщение. Старушка задрожала от радости и с бьющимся сердцем побежала в тюрьму. Здесь ей сообщили, что получен министерский приказ немедленно освободить Бланки. Потом ее ведут в камеру к брату. Он уже собрался в путь. Сам начальник тюрьмы провожает стариков на вокзал к поезду, отправлявшемуся в три часа ночи в Париж. Никогда еще Бланки с таким удовольствием не прощался со своими тюремщиками. А власть не дремлет. К министру внутренних дел уже полетела телеграмма: «Срочно. Шифром. Бланки отбыл из Клерво в 3 часа ночи. Прибудет в Париж в 10 часов. Никаких инцидентов не произошло». Отныне каждый шаг Бланки будет зафиксирован в подобного рода документах, в изобилии имеющихся в архивах.