Николай Молчанов - Огюст Бланки

Бланки потребовалось всего несколько часов, чтобы встретить друзей по старым тайным обществам. Они вышли прямо из битвы и буквально пахнут порохом. С первых слов торопливых рассказов Бланки стало ясно, что, как он и предполагал, дела в Париже обстоят не так-то просто. В Пале-Рояле, где зарождалась уже не одна революция, Бланки окружила плотная толпа друзей. Весть о его приезде разнеслась молниеносно. Друзья предостерегают его, говорят, что внешняя радостная атмосфера Парижа обманчива. Среди членов Временного правительства нет истинных революционеров. Еще ничего не решено. Гарнизон Венсеннского замка еще не сдался. Форт Мон Валерьен еще грозит Парижу своими пушками, а в Ратуше спешат разобрать баррикады и поскорее разоружить народ. Вилкок, сидевший в Мон-Сен-Мишель в соседней камере, рассказывает Бланки историю с красным флагом, пересказывает заявления Ламартина и Луи Блана. И все предостерегают его. Но Бланки уже видел список членов правительства и понял все, нет необходимости его убеждать, что революция не решила реально пока ничего из того, чего добивались революционные социалисты. Все хотят знать, что думает сам Бланки, и он наконец заговорил своим сухим, резким голосом:

— Если мы предоставим событиям идти своим ходом, то революция закончится сегодня вечером. Мы не можем терять времени. Нам надо объединиться, чтобы дать республиканскому правительству более широкую базу. Недостаточно изменить слова, надо в корне изменить вещи по существу. Признаком того, что правительство хочет вести страну по старому пути, служит то, что оно не соблаговолило призвать испытанных борцов, что оно окружает себя развращенными людьми. Необходимо, друзья, потребовать от него отчета о его намерениях, и если оно не пойдет правильным путем, его надо сокрушить.

Итак, пока речь идет не о безоговорочном осуждении Временного правительства, но о недоверии, о необходимости бдительности. Первое, что практически делает Бланки, выражается в написании прокламации по вопросу о красном знамени, которая будет напечатана и распространена предстоящей ночью:

«Сражающиеся республиканцы с прискорбием прочитали прокламацию Временного правительства, которое восстановило галльского петуха и трехцветный флаг. Этот флаг, введенный Людовиком XVI, прославленный первой республикой и империей, был опозорен Луи-Филиппом. Народ водрузил красный цвет на баррикадах 1848 года. Пусть не пытаются его опозорить. Он красный от крови, пролитой народом и Национальной гвардией.

Он, сверкая, развевается над Парижем, его необходимо отстоять. Победивший народ не спустит свой флаг».

Это первое вмешательство Бланки в революцию еще недостаточно определенно выражает его политическую линию. Он сам говорил, что это был скорее протест, чем призыв. Но совершенно ясно, что Бланки спешит найти силу, на которую он может опереться, и в этом отношении прокламация о красном флаге служит своего рода пробным шаром. Поразительна быстрота, с которой Бланки начинает действовать в Париже. Уже в первый день он созывает своих сторонников собраться вечером в зале Прадо, причем с оружием. Он не хочет напрасно потерять даже те два часа, которые остаются до начала собрания. Вместе с двумя товарищами — Вилькоком и Бутоном — он решил попытаться установить контакт с теми вождями победившего восстания, которым он доверяет. Бланки думал встретиться с Распаем, старым, испытанным революционером. Но ему рассказали, что Рас-пай, возмущенный Временным правительством, объявил, что не желает иметь с ним никакого дела. Тогда Бланки решил обратиться к Марку Коссидьеру, назначенному префектом полиции Парижа. Он знал его, испытанного члена тайных обществ, побывавшего в тюрьмах, что для Бланки служило лучшей рекомендацией. Коссидьер имел довольно неопределенную политическую линию, руководствуясь свободно толкуемыми принципами 1793 года. И вот Бланки в префектуре полиции на Иерусалимской улице, в том самом здании, которое он намеревался штурмовать в мае 1839 года.

Перед ним — Коссидьер, огромный, грузный, но нерешительный и растерянный. Он также разочарован Временным правительством, но вместо продолжения борьбы намеревается подать в отставку. Находившийся здесь член правительства рабочий Альбер говорит, что он тоже намерен сделать это. Для Бланки их позиция равносильна дезертирству. Поскольку ни тот, ни другой в отставку не подали, можно предположить, что они просто не хотели или боялись вступать в соглашение с опасным заговорщиком, о появлении которого в Париже уже недовольно говорили в правительстве. Единственное, чего добился Бланки у Коссидьера, был пропуск в здание Ратуши. Туда и направился Бланки, решив попытаться там найти единомышленников. Неизвестно с кем из членов Временного правительства встретился Бланки. Во всяком случае, ожидавшим его товарищам он сказал, что встретил «ледяной прием». Он не обескуражен, хотя и поражен крайней сложностью положения, в котором оказалась революция. Бланки снова возвращается в префектуру и опять пытается договориться с Коссидьером о союзе в борьбе против Временною правительства. Ведь, имея в своих руках префектуру полиции, можно быстро поставить у власти подлинных революционеров. Но Коссидьер на этот раз откровенно заявил, что намерен поддерживать Временное правительство, и окончательно отклонил предложение Бланки. После этого Бланки беседовал еще с двумя знакомыми ему участниками прежних революционных выступлений. И снова он убедился, что Временное правительство пользуется поддержкой, что объединить против него значительные силы сейчас невозможно.

Когда Бланки пришел наконец в зал Прадо, то увидел его заполненным вооруженными людьми. Здесь были его товарищи по Мон-Сен-Мишель. Собралось много последователей Бабефа. Выступления уже начались, и Бланки услышал многое из того, что он сам думал еще за несколько часов до этого. Ламартина открыто обвиняли в предательстве дела революции. Всеобщим энтузиазмом было встречено предложение свергнуть Временное правительство и захватить власть. И когда Бланки взял слово, то многих охватило удивление. Те, кто знал его, были поражены его хладнокровной сдержанностью. Неужели годы тюремных испытаний превратили его из неукротимого революционера в человека, склонного к компромиссам и уступкам? Речь Бланки действительно показала его с совершенно новой стороны, явно не соответствовавшей его укоренившейся репутации поборника тайных заговоров, мятежей любой ценой и в любое время. На этот раз устами Бланки заговорил осторожный, предусмотрительный, расчетливый и дальновидный политик:

— Франция еще не республиканская страна. Совершившаяся революция — счастливая случайность, и ничего больше. Если мы сегодня захотим привести к власти людей, скомпрометированных в глазах буржуазии политическими процессами, то провинция испугается; она вспомнит о терроре и Конвенте, вспомнит, быть может, бежавшего короля. Сама Национальная гвардия была только нашим невольным соучастником; она состоит из трусливых лавочников, которые могли бы завтра разрушить то, что создали вчера под крики: «Да здравствует республика!»